Куда и зачем они идут, у йунцов вопросов не возникло. Вопросов не возникло и у “охотников на Пушистика”. Например, о том, как это Зрагмаш так ловко подгадал момент своего появления, именно когда Пушистик выбился из сил. Никто также не задался вопросом, как же Зрагмаш планировал удержать Пушистика шестью гретчинами. Впрочем, пару раз он обронил фразу о том, что Пушистик засыпает, когда нажрется. А жрать любит особенно гротов, но и орков уважает… Но все это никому из йунцов связать вместе в своей голове так и не удалось.
Глава 5. Долгий путь
Оказалось, что Мектаун, хоть и маячил на горизонте, а разглядеть очертания огромного железного орка можно было даже с небольшой возвышенности, был на самом деле куда дальше, чем казалось. Йунцы, ведомые Зрагмашем, шли уже два дня и на вид город орков не стал хоть немного ближе.
Большую часть пути Ваздакка провел на хвосте гигантского сквига. Если оценивать по орочьим меркам, ему там было даже удобно. Остальные йунцы, отчего-то, сторонились Пушистика. Но Ваздакке очень понравилось именно ездить, а не ходить. Жесткая, шипообразная шерсть гигантского сквига впивалась в лапы молодого орка. А иногда Пушистик прибавлял ход, повиливая своей задницей — Ваздакку так мотало из стороны в сторону, что его пасть клацала, прямо как у бошек на поясе Сарфа Костегрыза. Но это тоже радовало Ваздакка. Он пытался втихаря оторвать со спины, или откуда дотянется, “шерсти” пушистика. Но костяные наросты лишь сламывались у верхушки. Иногда, застревая в коже лап. Зато Ваздакка изобрел пирсинг. Он проколол себе бровь и ухо в двух местах. Торчащие в них костяные шипы были настолько огромные, что для человека, пожалуй, могли бы сойти и за оружие. Но Ваздакка их просто не заметил — его просто пару раз приложило мордой о костяные гребни Пушистика во время езды, и хотя сначала йунцу было больно, но все быстро прошло.
Днем было невероятно жарко, даже молодые орки, которые были куда выносливее большинства людей, уставали. Но Зрагмаш знал эти места. В самое пекло он всегда выводил их в укрытия, образованные скалами или глубокими оврагами. Там, в тени, они пережидали зной. А ночью в пустыне ощутимо холодало. Но Зрагмаш научил йунцов собирать сквигий помет и сооружать костры. Он поджигал это импровизированное топливо с помощью специального маленького сквига, выдающего язычок пламени, если на него нажать. Сначала Зрагмаш разжигал костер. Потом доставал из множества висящих на нем футляров и сумочек железную курительную трубку, набивал её сушеными грибами, снова поджигал своим огнесквигом, глубоко вдыхал дым и рассказывал йунцам истории.
Иногда, даже осмысленные. Но йунцы внимали всем, потому как если не слушать, Зрагмаш мог взгрустнуть. А когда Зрагмашу было грустно, он бил кому-нибудь в грызло. Иногда Пушистику, но не всегда.
Само по себе это было весело, но Ваздакке и остальным не хотелось становиться объектом веселья.
Однажды ночью, дождавшись когда Зрагмаш уснет, Ваздакка с Гонгогом “полутали” Пушистика. Нет, они не украли сквига и не наделали из него броньки. “Полутание” свелось к тому, что они подобрались к храпящему Пушистику и надергали сравнительно тонких и гибких костяных игл, которые росли у гигантского сквига на брюхе. Впрочем, чего уж темнить. На заднице. Если бы у Ваздакка прямо спросили, кому именно пришла эта затея в голову, ему или Гонгогу, то он бы уверенно ответил, что ему. На самом деле он не помнил. Но то, что именно Ваздакка сновал у брюха огромной твари, и дергал её за иглы на заднице, пока наконец не попал под сонный удар здоровенный лапы и не улетел прочь — это точно.
Поделившись надерганным с Гонгогом, Ваздакка приступил к освоению добычи. Его посещали смутные видения брони, шипов, плетеных канатов. Следуя инстинктам Ваздакка начал творение. Орки творят просто плывя по течению своего разума и течение вынесло Ваздакка и его беспокойные руки к тому, что он начал сплетать “шерсть” Пушистика, как люди плетут стебли соломы. Дело шло трудно, плести было тяжело, терпение у Ваздакки не хватало, спасала скука. Вокруг не было кого постукать, не было интересных блескучих штук, поэтому Ваздакк просто сидел на хвосте Пушистика и плел. Его изделие медленно эволюционировало из удобной сумки в щит, потом в шлем и, в конце концов, оказалось шляпой. Удивительное дело, но фасон этой шляпы показался бы знакомым многим людям на земле. Впрочем, это объяснялось скорее сходной анатомией и целью применения. В очень похожих ходили японские крестьяне