Появление королевских всадников, а затем и короля собственной персоной, нарушило его планы — он сразу понял, что потерпел горькое поражение. Стоило только начаться кровопролитию — и самые тяжелые потери понесли бы, несомненно, бойцы клана Диких. «Что теперь? — спрашивал себя лорд Лофтус. — Отступить? Драться? Предложить переговоры?» Он не видел никакого выхода, кроме унижения.
Лорд Лофтус встал лицом к королевскому отряду в угнетенной, но вызывающей позе — откинув забрало и опустив руки на рукоять меча, воткнутого в торф перед расставленными ногами.
Вперед выехал королевский герольд; ловко спрыгнув с коня, он сделал несколько шагов в направлении барона: «Сэр, я говорю с вами от имени короля Эйласа. Он приказывает вам вложить меч в ножны, подойти к нему и объяснить причину вашего присутствия в Фиан-Госсе. Какой ответ передать его величеству?»
Не говоря ни слова, лорд Лофтус яростно вложил меч в ножны и промаршировал по лугу к королю. Эйлас спешился и ждал его. Все глаза — бойцов из клана Диких, защитников Фиан-Госса и королевских всадников — неотрывно следили за каждым его шагом.
Со скрипом поднялась решетка ворот Фиан-Госса; на луг вышел, в сопровождении трех вассалов, лорд Бодви Госс, и также направился к королю.
Барон Лофтус остановился шагах в десяти от Эйласа. Лорд Бодви молча подошел и встал рядом с ним.
Эйлас холодно произнес: «Отдайте ваш меч сэру Глинну — вот он стоит, поодаль. Вы арестованы. Я обвиняю вас в сговоре с целью незаконного нападения и в намерении совершить насильственное кровопролитие».
Лофтус с каменным лицом отдал свой меч.
«Теперь я готов выслушать все, что вы можете сказать в свое оправдание», — сказал Эйлас.
Первым говорил лорд Лофтус, вслед за ним выступил лорд Бодви; Лофтус выдвинул возражения, Бодви предоставили возможность их опровергнуть; последним говорил, в качестве свидетеля, барон Глан-нак. История конфликта прояснилась во всех подробностях.
Эйлас проговорил тоном скорее презрительным, нежели суровым: «Лофтус, вы упрямый и самонадеянный человек, не умеющий приспосабливаться. Вас нельзя обвинить в жестокости или злонамеренности, но вспыльчивость заставляет вас делать глупости. Неужели вы не понимаете, как вам повезло? Я успел приехать, пока не пролилась кровь! Если бы в этой стычке погиб хотя бы один человек, мне пришлось бы осудить вас за убийство и немедленно повесить, а ваш замок снесли бы до основания».
«Кровь уже пролилась! Кого повесят за убийство моего племянника, Слевана?»
«Кто убийца?»
«Один из Госсов!»
«Неправда! — воскликнул Бодви. — Я не такой дурак!»
«Вот именно, — кивнул Эйлас. — Только человек, бездумно поддающийся страстям — такой, как вы, лорд Лофтус — неспособен понять, в чем суть этого преступления, рассчитанного возобновить междоусобицу и нанести ущерб мне. Теперь мне предстоит решить трудную задачу. Мне предстоит сделать осторожный выбор между пониманием человеческой природы и слепым правосудием. С моей стороны бы глупо наказывать глупость как таковую. Кроме того, согласно отчету лорда Пирменса, вы не содержали в заточении и не пытали узников, что несомненно склоняет чашу весов в вашу пользу. Следовательно — можете ли вы гарантировать, что никогда снова не попытаетесь вершить правосудие самостоятельно и ограничите применение оружия исключительно самозащитой и королевской службой?»
«А может ли Бодви гарантировать, что никогда больше не угонит мой скот?» — выпалил Лофтус.
Бодви не мог удержаться от смеха: «Разве вы украли моего быка, Черного Бутца?»
«Нет, никогда я ничего не крал!»
«И я точно так же никогда не покушался на ваше имущество».
Нахмурившись, Лофтус смотрел на дальнюю горную гряду: «По-вашему, все это — чья-то злая шутка?»
«Хуже, чем злая шутка! — возразил лорд Бодви. — Кто-то все это задумал, чтобы вы осадили и сожгли Фиан-Госс, а потом понесли королевское наказание — что нанесло бы непоправимый ущерб и мне, и вам, и королю Эйласу, и всей стране».