— Какой уж тут скепсис! — вполголоса заметил сидевший напротив Бурри сухощавый брюнет. — Я вчера с помощью Мозга за двадцать минут разрешил, правда, в общем виде, теорию неоднородно-вихревых полей вблизи кратных звездных систем. Это два года работы всей нашей группы!
Ранкама осторожно улыбнулся.
— Еще раз повторяю: достоинства Великого Мозга очевидны, но Комиссии создана не для того, чтобы петь ему дифирамбы, а чтобы выявить его слабые, если хотите, отрицательные стороны. В любом явлении, как мы знаем, заложены противоположные качества, мы же пока видим в Мозге одно положительное, а это значит — не все.
— Вы сказали, мы можем требовать проведения любого разумного эксперимента? — раздался брюзгливый голос в конце стола. Спрашивал полный лысый человек, все время сохранявший на лице равнодушно-недовольное выражение, словно его притащили сюда против воли, оторвав от крайне важного дела.
Ранкама оживился, кивнул и с нескрываемым интересом посмотрел на лысого. Тот внушительно помолчал, что-то обдумывая, потом сложил на животе руки и посмотрел в потолок.
— В материалах Дамонта я этого не нашел... Но что, если... м-м... ввести в это... как его... поле Мозга... животное? Что по этому поводу думают уважаемые члены Комиссии? — он остро, лукаво посмотрел на Ранкаму и окинул коротким взглядом сидящих за столом. Оказалось, что лысый не такой уж равнодушный флегматик и брюзга, глаза его обнаруживали пронзительный ум. За столом стало тихо. Казалось, от неожиданности замерли не только уважаемые члены Комиссии, но и их белые диктофоны.
Ранкама поднял брови.
— Теоретически работу Мозга инициирует человеческая мысль. Но это теоретически.
— Совершенно верно, — согласился лысый, — но Мозг-то существует не теоретически! И вообще этих теоретических расчетов, с позволения сказать, алгоритмов, стало до безобразия много. Бесконечно моделируем, строим электронных кошек, математических обезьян, физиологические и биологические синтез-системы...
— Архаизм! — сказала женщина с одинокой серебряной прядью в красиво уложенных волосах. Ее длинные пальцы нервно постукивали по столу. — Возврат к эпохе разрезания лягушек. Мысль интересная, но...
— Я понимаю вас: хоть и верно, но неправильно, так? — Лысый благодушно улыбнулся, оперся щекой на руку и закрыл глаза.
— Как видите, идеи уже имеются, — сказал Ранкама, возвращаясь на место.
— Итак, — он встал в конце стола и торжественно-официально объявил: — Приступаем к работе, товарищи! Желаю всем успехов.
Экстренная медицинская помощь Земли была образована около полувека назад, сразу после открытия Среды Хамида, названной так по имени ее создателя. Состояние клинической смерти организма, помещенного в желеобразную массу Среды Хамида, продлялось до десяти часов. Вся земля была разделена на двенадцать зон, в каждой из них имелась огромная клиника, оснащенная уникальным оборудованием для оживления и располагавшая целым флотом ракетоидов, вылетавших по первому тревожному сигналу с контейнером Среды на борту.
Длинные корпуса клиники были расположены недалеко от воздушного вокзала, с которого Бурри месяц назад вылетал в Грампиану. Здесь же, через несколько аллей, стояли легкие коттеджи летающих врачей — коллег Лидии и Фарга.
Девушки не оказалось дома.
— Улетела на вызов, — сообщил у входа диктофон голосом Лидии и, помолчав, добавил, — если это ты, Бурри, то жди меня здесь или у Фарга.
Фарг был у себя. Голый по пояс, он лежал в шезлонге и слушал музыку. Левая рука его была забинтована от плеча до кисти.
— О, Бурри! — воскликнул он. — Ты отсутствовал возмутительно долго, а ведь тебя ждет Эрик, жду я, не говоря уже о Лидии, которая ждет, как Эрик и я, вместе взятые.
Из-за шезлонга появился сенбернар. Он неторопливой рысцой с достоинством подбежал к Бурри, встал на задние лапы и тяжело оперся передними ему в грудь.
— Старые соратники обнимаются и целуются, — прокомментировал Фарг. — Хоть я и рад Эрику, но с твоей стороны это предательство, Бурри. Лилия приводит его ко мне и объясняет, что ты безмерно занят, а она летит на Азорские острова. Безработный Фарг как нельзя лучше подходит для роли собачьего смотрителя! Эрик, друг мой, укуси дядю за ножку, — посоветовал он ласковым голосом.