Даша достала фартук и повязала его на талии. Только после этого стала вязать шерстяной носок. Глашка, наклонившись к ее уху, уже нашептывала последние деревенские новости. Набрав в легкие побольше воздуха, она собиралась поразить подружку последней вестью, о которой перешептывались местные девчата. Но не успела. В открывшуюся дверь без стука ввалились двое замерзших парней. Лица их были красными от мороза. Неловко перетаптываясь у порога, они озирались в поисках знакомых лиц. Было видно: давненько они здесь не бывали. Сидящие на лавках девчата прятали улыбки и разглядывали их исподтишка. Гостеприимная хозяйка пришла на помощь.
— Чего стали около порога, как будто забыли совсем мою хату? — громко упрекнула Августина пришедших.
Увлеченные картежники наконец оторвались от игры и тоже уставились на пришедших. Даже азартные игроки отложили карты и наблюдали за ними. Всем было интересно посмотреть на вернувшихся с «действительной» службы. Какими они стали после долгого отсутствия? Исправила ли армия непутевого балагура Никитку? А всегда серьезный Егор, может, научился улыбаться? Или опять слово из него не вытянешь? Девчата разглядывали новых парней исподтишка. Раздевшись и преодолев первое смущение, парни прошли на середину комнаты. К ним тут же подскочил один из картежников, еще несколько ребят вскочили с мест. Начались рукопожатия, похлопывания по спине. Парней усадили на лавку около стола в ожидании рассказа о нелегкой службе. Никита, польщенный вниманием молодежи, приосанился, огляделся вокруг: все ли внимательно слушают и начал рассказывать о муштре на плацу, об отцах-командирах пекущихся о служивых, о житье-бытье вдали от родной деревни. Деревенские парни слушали не сводя любопытствующих взглядов с рассказчика: ведь многим предстояло пройти все это. Отслужившие, но еще не оженившиеся парни, молча усмехались в усы. Уж больно складно все получалось у Никиты. Егор, в отличие от друга, сидел молча, изредка покачивая головой и усмехаясь, когда друг начинал плести небылицы. Истощившийся запас приготовленных заранее баек да молчаливый друг, сидящий рядом и не особо поддерживающий его, охладили пыл рассказчика. Никита заерзал на лавке, в поисках поддержки, может у кого вопрос назрел. Но публика постепенно теряла интерес. Парни потихоньку перекидывались картами, девчата сидели, уткнувшись в свои бесконечные вязания. Тут Никита вспомнил о непростительно забытом гостинце для девок, купленном в уездном городке. Любил Никита привлекать к себе внимание, да так, чтобы потом говорили о нем в деревне. Вот и теперь, рисуясь, он стукнул себя по лбу, как будто вспомнив о чем-то очень важном.
— Егор, ты чего же сидишь? — громко обратился он к другу. Тот вопросительно поднял глаза.
— Мы же девкам гостинцы принесли, нешто забыл? Посмотри, какие девки без нас выросли: прямо цветочки степные, не чета городским!
Егор, подошел к сундуку и достал, из-под наваленных на него шуб, большой кулек, свернутый из коричневой магазинной бумаги. Кулек поменьше извлек оттуда же Никита. Развернув бумагу, они подошли к девчатам.
— Эх, красавицы, отложите свои бесконечные носки, да варежки, принимайте городские угощения, пряники сладкие, конфетки яркие! — Никита опять был в центре внимания. Смущенные девчата переглядывались, подставляя ладошки. Не каждый день приходится принимать угощения.
Егор, черпая ладонью из кулька, сыпал конфеты в подолы притихших девчат. Никита оделял их пряниками. Девчата, жеманясь, принимали неожиданные подарки.
— Ты поменьше захватывай, медведь, — урезонил Никита друга, — так всем не хватит. — Погляди, сколько девок подросло, пока мы армейскую науку проходили.
Егор оделял девчат, сидящих на краю первой лавки. Сдобная девка Парашка, жеманясь, отстранила его руку: — Зачем так много? Мы тех конфет наелись уж, чай не бедные.
Егор поднял на нее глаза. Он вспомнил, что это дочка мельника.
«Надо же, как вымахала» — подумалось ему. Он помнил многих девчат и парней, здесь присутствующих, еще подростками.[3]
«То ли время летит, то ли мы изменились — после отлучки все другим кажется» — подумал Егор. По приезде ему показалась маленькой родная деревня, а уж родная изба, до горечи в горле, была мала и примитивна. После города, в котором они служили с Никитой, его широких улиц, огромных домов, порой даже в несколько этажей, соборов, златоглавых церквей, мощеных улиц, даже казарма казалась хоромами по сравнению с деревенскими домиками.
Мать обиделась на него, когда он поделился впечатлениями после приезда. «Век так жили, сроду в городе не была и не поеду».
Но теперь, глядя на девчат, Егор немного расслабился. Местные девчата показались ему привлекательнее городских. По крайней мере, красивее. Он перешел на другую сторону горницы и начал раздавать гостинцы сидевшим на второй лавке девчатам, которых еще не успел рассмотреть. А посмотреть было на кого: все крепкие, розовощекие. «Правильно мать говорит: на такой женишься — горя знать не будешь, и детей здоровых нарожает и хозяйство обиходит. Чего еще мужику надо?» — вот такие мысли витали в голове присматривающегося к девчатам Егора. Но случайный взгляд, брошенный на сидящую рядом с крепко сбитой подругой девчонку, напрочь выбил хозяйственные мысли из головы парня. Ноги вдруг не захотели слушаться хозяина и сделать шаг в ее сторону. Сердце екнуло и провалилось вниз. Непослушными пальцами он захватил пригоршню конфет и протянул девушке: угощайся. Голос изменил ему, прозвучав слишком хрипло. Дыхание перехватило. Раньше Егор не встречал таких девчат. Две длинные косы, перекинутые со спины на грудь, были пушистыми, и цвет их был необычен. Темно-каштановые, они, в свете стоящей на столе лампы, отливали золотистым блеском. Девушка подняла огромные зеленые глаза, обрамленные темными густыми и такими длинными ресницами, что они касались прямых темных бровей.
«Ишь, глазищи то! Как листва ранней весной» — тут же отметил про себя Егор. Розовые губы, уголки которых были немного приподняты, отчего казалось, что улыбка не сходит с этого нежного лица. Нижняя губа, слегка оттопыренная, напоминала капризного младенца. Немного удлиненное лицо с легким румянцем на щеках цветом напоминало дикий степной шиповник. Смотрела она слегка удивленно, а в глазах было такое добродушие, что казалось, никто и никогда не обижал ее, а она верила, что этот мир — ласковый и добрый. По сравнению с другими девчатами. она была худенькая или скорее тонка в кости, как говорили о таких в деревне.
«Откуда взялась такая?» — пронеслось в голове Егора. Уж слишком нежна она была для деревенской непосильной жизни. Как назло, Егор не мог вспомнить, чья она дочь.
— Ты чья? — спросил он, чтобы не молчать, а еще, чтобы никто не заметил его замешательства — ведь засмеют потом. Разум на минуту покинул его, и Егору вдруг до боли захотелось прижать ее к груди, так, чтобы хрустнули ее тонкие косточки, чтобы она задохнулась от его объятий. Целовать ее улыбчивые губы, чтобы ее тонкие руки обнимали его, запутались бы в волосах…
Она улыбнулась:
— Мамкина да папкина.
Егор сыпал конфеты ей в подол:
— Угощайся!
Девушка засмеялась:
— Зачем так много?
Останавливая его, она положила свою ладошку на его руку. Егора окатило горячей волной. Еще ни одна особа женского пола так на него не действовала. «Ну и никогда прежде не встречалась такая», — подумал он, c неохотой перейдя к другой девушке, так как сзади его подталкивал раздающий пряники Никита. Городские гостинцы достались всем, конфетами оделили даже лежащего на печи деда, немного разочаровав его. Он ожидал, что приехавшие поднесут рюмашку.
— Сахару меньше уйдет с чаем, — решил практичный дед, — тоже польза.
Вечер проходил незаметно, вот уже освоились и недавние гости. Никита с азартом проигрывал отцовские медяки. Егор тоже проигрывал, но такого азарта, как у друга, не испытывал. Он был полной противоположностью беспокойного и неугомонного Никиты. Иногда Егор исподтишка бросал взгляд на сидевшую среди подруг Дашу. Ему хотелось, чтобы первое впечатление, произведенное ею, ушло. Хотелось оглянуться и увидеть Дашу такой же, как и все сидящие в горнице девчата. Тогда можно бы было выказать ей свое внимание. Впечатление необычности делало ее такой недосягаемой, такой невесомой. Казалось, дотронься до нее, и она исчезнет, упорхнет; нельзя дотрагиваться до нее такими большими, мозолистыми руками.
3
По последней военной реформе проведенной при императоре Александре II и военном министре Д.А.Милютине (1874), были установлены следующие сроки военной службы:
В сухопутных войсках — 6 лет в строю и 9 лет в запасе, во флоте — 7 лет в строю и 3 года в запасе. Для лиц, получивших начальное образование срок действительной службы был 4 года, окончивших городскую школу — 3 года, окончивших гимназию — 1,5 года, а получивших высшее образование — 6 месяцев.