Молчание леса становилось невыносимым. Асканий был равнодушен к цветам. Мимоходом он замечал, что открытые поляны усеяны маргаритками, но ни за что не вспомнил бы название высоких алых цветов на колючих стеблях, росших среди них. Зато он мгновенно реагировал на звуки, следы и признаки опасности. Сейчас ничего не было слышно, кроме шагов по траве. Меллония была босой, они с отцом в сандалиях из кожи египетской антилопы. Тишина казалась зловещей. Пока они шли по берегу Тибра и со стороны леса шла Меллония, Асканий чувствовал себя относительно спокойно, но когда они свернули от реки в лес и стали пробираться между покрытых седым мхом дубов, похожих на обросшие ракушками остовы затонувших кораблей, мускулы его напряглись, зрение обострилось, и он стал следить за Меллонией подобно тому, как баклан следит за рыбой, но временами ему начинало казаться, что бакланом была она, а они с отцом – рыбой (впрочем, здесь, в лесу, можно было заменить эти образы на орла и зайца).
– Отец, – заметил Асканий, – мы отошли от своих кораблей уже на две мили. Предоставим Меллонии и ее друзьям самим похоронить кентавра.
Выбившиеся пряди волос упали Меллонии на уши, туника разорвалась, причем в весьма соблазнительных местах (одна грудь оказалась почти открытой). Асканий подумал, что эта дриада слишком умело демонстрирует свое горе.
– Это недалеко, – быстро сказала Меллония. – Сразу за зарослями вязов.
– Как кентавры хоронят своих мертвых? – спросил Эней. Голос его был грустным и тихим. Он с такой нежностью смотрел на Меллонию, что Асканию захотелось хорошенько встряхнуть эту противную девчонку, чтобы она не смела играть на чувствах его отца.
– В земле, как же иначе? (И еще всыпать за наглость.)
– Я хочу сказать, складывают ли они погребальный костер, чтобы сначала сжечь тело?
– Нет. Они выкапывают яму и выкладывают ее травой. Придают телу позу спящего и кладут рядом предметы, которые могут пригодиться во время путешествия в Подземный мир.
– Какие молитвы они читают?
– Каждый раз разные. Они хорошие поэты и находят нужные слова.
Тело Скакуна никто не трогал. Если бы не искаженное от боли лицо, могло показаться, что он просто заснул на солнце. Эней встал на колени и разгладил вокруг его глаз и рта гримасу боли.
– Он был совсем еще мальчик. Как его звали, Меллония?
– Скакун.
– Как ты нашла его тело?
– Меня привел сюда Бонус Эвентус.
– Скакун верил в Элизиум?
– Я не знаю этого слова. Он рассказывал о поляне и дубовой роще, где никогда не бывает Белого Сна, и где дриады живут в браке с кентаврами. Однажды он сказал, что хотел бы жениться на мне. Я подумала, что он меня просто дразнит.
– Неужели женщины твоего племени никогда не выходят замуж за кентавров? Кентавры ведь такие благородные.
(Благородные! Конечно, в конях, везущих боевую колесницу есть благородство, как, например, в Ксанфе – жеребце Ахилла.[25] Но кому придет в голову выходить за них замуж?)
– Никогда.
– Прости меня. Он, наверное, любил тебя.
– Однажды он меня поцеловал. Не знаю, что он имел в виду, но, похоже, ему это понравилось.
– А ты любила его?
– Любила? Когда он был рядом, мне хотелось бежать по траве и плавать в реке. Я начинала задумываться о начале начал. Однажды я пошла вместе с ним посмотреть на его новорожденного брата. Он пытался встать на свои тонкие, слабые ножки. Я была так рада, когда он научился стоять. Я кормила его медовыми лепешками, и мне захотелось иметь своего ребенка. Даже если это будет мальчик с рожками. Вот и все, что я знаю. Иногда я сердилась на него, но быстро прощала.
– Если вы не выходите замуж за кентавров, кто же отцы ваших детей? Я никогда не слышал о существовании мужчины-дриады.
– Мы идем в Священное Дерево и ждем там своего бога Румина. Но, пожалуйста, не будем сейчас об этом говорить.
Они прошли через поляну, и она подвела их к небольшому песчаному участку земли.
– Здесь мы выкопаем могилу. Вокруг растут цветы, а это место пустое. Сюда ударила молния. Мы никого не убьем, кроме нескольких кустиков травы.
Меллония стояла в стороне и наблюдала, как они работают, со смешанным чувством ожидания и тревоги. Ждала ли она, что они сдерут с кентавра кожу и сделают из нее одеяло? Асканий в свою очередь исподтишка следил за ней. Он был настороже, как человек, который всю жизнь воевал или плавал по бурному морю. Булавка, украшенная пчелой, поблескивала в растрепавшихся волосах девушки. Он следил за ее руками.
Они выстлали могилу ароматными травами и аккуратно опустили на них тело.
– Осыпьте его фиалками. Они красивые, но не очень чувствительные и не ощущают боли, когда ломаешь их стебелек. Он любил фиалки. А сумка пусть останется на нем. Он никогда не расставался с гребнем и флаконом.
Эней снял с пальца кольцо – большую жемчужину, доставшуюся ему от отца, которую тот в свою очередь получил от Афродиты. Она была Энею очень дорога – размером с кусочек угля, дымчато-серая, излучающая на солнце мягкий, глубокий свет.
– Чтобы заплатить Харону,[26] – пояснил он. – В Трое, перед тем как положить тело на погребальный костер, мы кладем умершему под язык монету.
– Это очень красивое кольцо, – сказала Меллония, – как жаль, что у Скакуна не было такого при жизни. Он очень гордился тем, как выглядит. Я подшучивала над ним: «Ты так заботишься о себе». – «Да, – отвечал он, – я хочу тебе нравиться».
– Можно, я прочту молитву?
– Да.
– Персефона, ты тоже была похищена с освещенной солнцем земли и перенесена во мрак. Когда Гадес унес тебя в Подземный мир, тебе, наверное, было столько же лет, сколько Скакуну. И ты тоже любила фиалки, гиацинты и водосбор. Побудь рядом со Скакуном в начале его одинокого пути. Покажи ему другие цветы – златоцветники. Сплети из них гирлянду и надень ему на шею.
Меллония не прервала, а скорее продолжила молитву, хотя и назвала богиню латинским именем:
– Прозерпина, расчеши ему волосы. Ему не дотянуться самому до конца гривы. Прощай, Скакун. Спи и не забывай меня, я приду к тебе в твоих снах, принесу фиалки и поцелую в губы.
– А если ты увидишь нас с Фениксом, – добавил Эней, – то знай, что хоть мы по ошибке и причинили тебе непоправимое зло, но в действительности хотели бы быть твоими друзьями.
Затем он шепотом прочел стихи, которые, как почти все сочиненные им, нравились Асканию, но были ему непонятны:
Эней отвернулся от могилы и, будто оцепенев, беззвучно зарыдал. В детстве Асканий видел, как плачет его отец. Это было, когда Креуса исчезла среди развалин Трои, когда, уплывая из Карфагена, Эней увидел дым, поднимавшийся от погребального костра Дидоны, и еще когда в бою погиб его друг.
Асканий обнимал его, утешая, будто маленького ребенка:
– Успокойся, мой дорогой. Не надо плакать из-за моей глупости.
25
… есть благородство, как, например, в Ксанфе, жеребце Ахилла – в упряжке Ахилла были бессмертные кони Ксанф и Балий, рожденные гарпией Подаргой от ветра Зефира, и смертный конь Пегас.
26
Чтобы заплатить Харону – Харон – в греческой мифологии перевозчик в Аиде, изображался мрачным старцем в рубище. Харон перевозил души умерших по водам подземных рек, получал за это плату в один обол, который, по погребальному обряду, клали умершему под язык.