«Да так во всех школах», – рассуждала Света.
«Как ты предлагаешь адекватов набирать? Какой адекват согласиться работать за 15к рублей?»
Переадресуйте вопрос министерству образования, пожалуйста.
Вечереющий двор по одному распахивал стеклянные глазницы, из которых – этаж первый – чарующе брызгала чужая жизнь: загаженная плита, труба, вся в оранжевых муравьях ржавчины, краешек пестрого халата. Здесь этот нежно-голубой, а-ля фиалковое поле халат поймал ее: вислые морщины алкоголического лица, застиранный платок – и яростно задвинул шторку. Вика ускорилась: чья-то вскользь задетая спальня с кружевными занавесками, очаровательная мышка-светильник, которому вечно поклонялись неубранные мертвые мухи – не смотри, это какая-то другая жизнь, затерявшийся отрезок давно ушедшего времени. Так сейчас никто не существует. У нас успешная страна. Средний доход аж 40 – 40! – тысяч рублей. Не веришь – в интернете посмотри.
«А знаешь что», – Светины реплики с бессчетным «Цок» копились в руках.
«Маришка про тебя вспоминает каждый урок»
«Такая ученица. Единственная у меня училась»
«Мне, кстати, мама новую палетку подарила»
«От никс»
«Зацени»
Прихлебывать чай, быстро-быстро копошиться в ленте, переносить упражнение – бесполезное, такого в ЕГЭ нет – в тетрадь. Хотя бы там, за 3500 километров, в одной красноярской комнатке всё было хорошо.
«А Паша больше не спрашивал ничего?» – начала набирать Вика.
«А знаешь, – опередила Света, – я тут вспомнила про тех пацанов»
«Ну что ты рассказывала»
И она вспомнила, тоже вспомнила, секундой раньше, чем вновь нажала на экран. Словно щекотное прикосновение, когда оборачиваешь инстинктивно на чьи-то бессовестные, в тебя устремленные глаза. Мальчишка, вышедший тогда последним. Смуглый контрастно белой футболке, худощавый и высокий, с неряшливо отросшим полубоксом. В длинных пальцах пылает яркий дымный светлячок сигареты.
Адреналин вогнали так резко, что Вика ощутила только весь цвет истерически пылающих щёк. Отвела взгляд, но поздно. Один. Он один. Чего ты боишься?
– Привет, – мирно бросил он.
Спрятаться в телефоне. Так увлечена, что не расслышала, извини.
Всё ты расслышала. Но она, девочка-видение, уже рассыпалась на отдельно взятые: закрученный шелк волос, легкую походку, узкую плоскость между лопатками, там, под укрытием молочного атласа блузки. Далеко, слишком далеко, чтобы быть правдой. Ее всё равно съест завтрашний танец безумных предметов: сперва выключится разом этот до трепета расцвеченный мир, такой яркий и острый, что легко порезаться, потом постепенное оцепенение, мирно облизывающее окружающую убогость, чтоб не задохнуться. Да, всё ужасное, нищенское, жалкое, но это же неважно, ты к этому привык, это всего лишь равномерно-серый тон, ни лучше, ни хуже. Жаль только он непременно сотрет ее из памяти, не оставит ни кусочка на утро.
Нет.
Удержать ее, такой, как сейчас. Он с жарко гулявшей в крови храбростью бросился следом. Местность приятно покачивалась, отзвучивала каждый шаг, слишком-слишком медленный. Какое-то тупое, красно-каменное препятствие. Чуть не упал. Быстрее. Она уже у поворота, рядом с укачиваемым сильными, надсадными пощечинами ветра клёном. Не догнать.
— Стой!
Он настигает ее там, где город нежданно сменяет липкую черноту исподнего на вполне жизнерадостный, огненный, машинный, гудящей, редко витринный лик. На него с презрением косится карга с котоподобным, визгливо гавкающим существом и лавирующие неприлично близко: вычурная, одна и та же, кажется, на обеих жирная подводка, черные в сеточку колготки – худосочные школьницы, только-только формирующиеся в подростков.
Полурассыпавшаяся, уже опадающая в памяти цель одиноко укрывалась под пластмассовым козырьком остановки.
– Привет, – полубред-полурык с его фирменным картавым «р».
Она поднимает голову, и освещенная улица ласково дополняет ее, видение из изгибов, тающих движений и теней, совершенно человеческими чертами: наполовину съеденный, влажный в уголках блеск, набухший прыщик на подбородке, слипшиеся, окаменелые от туши ресницы, светло-карие глаза – от хрусталика отходят едва заметные черные прожилки.
– Я Серый.
Зачем-то тянет свою взмокшую смуглую лапу, на обратной стороне которой – успела подхватить – то ли взлетает, то ли просто и прямо прорезает пространство поплывший портачный дракон.
Ее спасает замерший, выплевывая одного за другим в серое одетых людей, уклеенный иррациональными улыбчивыми физиономиями автобус, и она бегом бросается к нему.