– Вика.
Металлический монстр пыхнул и проглотил ее. И неспешно двинулся вдоль выбеленного тротуара.
Вика. Послышалось? Выпало случайно у кого-то из закрывающихся дверей? Серый спешно закурил, и неустойчивый, гулкий, слишком насыщенный мир повел его домой.
Мамуся.
Елена Евгеньевна. Мамочка. Мамуся — тонким детским голоском.
Она, Леночка, часто теперь вспоминала ее такую — слюнявую, по-животному дрыгающую толстыми ногами. Еще не совсем девочка — ванильно-сладкий розовощекий эскиз ее Вики.
Подумать только, восемнадцатый год!
Леночка плюхнула на стол пустую кастрюлю. Она ждала мужа на обед к двум, а дочь со школы к четырем. Миниатюрный кухонный телевизор болтал: «Сегодня раскрою секрет утки по-пекински!», «Сегодня! Сериал, который покорил весь мир», «Встретимся сразу после рекламы». В уголке – 12:35, обед уже оформлялся в духовке слепой сырной корочкой.
С бездумной расторопностью обмахнуть тряпкой все едва обеленные пылью поверхности, вонзить в подходящую запеканку зубочистку (та осталась влажной), освободить сушилку от свежего вороха викиных футболок, загрузить на полку беспризорные учебники.
Что этот, что та. Ну никакого порядка! В спальне – столпотворение мужниных бумажек. Командировочный. Еще командировочный. Брошюра с видами солнечной Доминиканы. Какие-то нечитаемые чеки.
Здесь слаженная песнь ее уборки, словно непокоренная нота, споткнулась о третью полку снизу: кем-то и когда-то подаренная ваза — та, впрочем, верно оправдывала свое существование на День рождения и 8 марта – и смартфон в потрепанном чехле.
Муж редко оставлял дома «гражданский» телефон, только в случае предсказанных проверок. Леночка взяла его пугливо, как насекомое. И что еще за девичьи повадки, Елена Евгеньевна?
Тайн и проверок в их браке не водилось никогда. Пароль – ее дата рождения. Галерея помнила сами собой клонирующиеся рабочие списки, уродливую, кем-то подаренную удочку, хмельные красные лица сослуживцев в бане, Вику на 1 сентября в десятом классе, укомплектованную пышным букетом и такой же пышной улыбкой, бутылку дорогущего рома и мягкое небо в лобовом.
В What`s app писали о вылетах, просили сдать деньги то на рождение, то на похороны. Но все терялось в бодром рассадничке однообразных серо-зеленых геройских презентаций. Дальше шла переписка с «л-нт Семенов», «капитан Беложуйко» — ну и фамилия! — «майор Лелин». Никита К.
Никита К. был у них частым гостем откуда-то с незапамятных времен. Нередко они с Витей будили громкими застольными байками маленькую Вику. Тогда Леночка забавно шепотом на них покрикивала. И Никита, смачно икая, выбирал на стуле наиболее устойчивое положение: «Лена… Всё нормально, Лена».
«Ну, Ленуль, ну мы тихо».
Витя смещал курсовую устойчивость своей руки на ее талию и куда-то туда делал извинительный пьяный чмок.
Бывало, с Никитой приходил кто-то ещё и она, очаровательная как никогда, аккуратно поднимала свой винный бокал — не более двух за вечер! — в такт пузатым пивным кружкам. Под их «тихо» Вика выползала, мутная, сонная, и по-кошачьи забиралась отцу на колени.
От дяди Никиты она получала всегда таинственные «Киндер-сюрпризы», восхитительные темные плитки с миндалем и пористый белый шоколад. Он завел своего ребенка позже на добрых 10 лет и все эти 10 лет называл ее «принцесса». Шоколадки, впрочем, остались вне времени и до самого отъезда копились в холодильнике.
Словом, Леночка знала его столько лет, что считала и своим другом тоже. Аватарка-то какая молодая! Боже мой! Девок что ли кадрит? Переписываешься-переписываешься, а приходит это чудо, только на 10 лет старше и с пивным животом.
А вот как Витя располнел, она и не заметила. Так же счастливо не заметила, как все эти 20 лет брака.
«Пиво после работы?»
«Не вопрос».
«С повышением!»
«От души!»
«Пиво после работы?»
«Давай».
«Пиво?»
«Сегодня не могу»
«Завтра Вику везти на концерт».
«Витос, Вязьма плачет по тебе»
«Иди в пень».
Вот ведь а! Самим уже за сорок, а в голове мальчишке-мальчишками.
Тут ее остановила хорошенькая женская мордашка во вложениях, смачно разместившая в кадре только тонкогубую лисью улыбку и налитую, как перезрелое яблоко, грудь в прелестной круглой рамке топа. Этой улыбке лет 25-28, никак не больше.
«Ничего себе Никита дает. Не сдал позиций после второго развода», — Леночка хотела листать дальше, но отчего-то замерла, вновь уперлась в эту лисью усмешку. Что-то неуловимое, что-то знакомое настолько, что в груди забилось чаще. Будто из темноты сознания на нее ополчилось то необъяснимое и женское, что принято называть интуицией.