Нервно чертить что-то на полях в такт едва плетущимся минутам. Быстрее.
– Ой, немного не дорешали. Давай-ка уже в пятницу, – лопочет Надежда Викторовна, пока Вика спасается бегством: перед ней уже маячит темнеющий подъезд, и только новые ботинки сопротивляются отсутствию ложки.
– Да ничего, дома дорешаю, – найду в интернете.
– Ой, да, пусть это будет домашнее задание. Тогда покажешь мне завтра на физике!
– Хорошо, – уже стоит за порогом.
– А еще посмотри одиннадцатый параграф. Мы в классе его еще не проходили. Там в конце тоже очень хорошая задачка. Так мне понравилась…
– Хорошо, посмотрю. До понедельника!
– До понедельника? – ей, кажется, не верится. – Нет… До понедельника. Может, придешь ко мне в субботу? Я как раз с вашими контрольными управлюсь! В субботу в три!
– В субботу я хотела…
– Вот и молодец! Я позвоню твоей маме и скажу ей! И подготовь одиннадцатый параграф.
– Хорошо, – заученно вторит Вика – В субботу. До свидания.
– Пока-пока, – совсем по-девичьи расцветает Надежда Викторовна и, ногой утрамбовывая выкатившего за Викой кота, растворяется в недрах своего печального логова.
Осматривать двор с тайным ожиданием. С надеждой в наивной красной помаде, которую – опять неровно, да что такое! – хранила всё двухчасовое занятие и бегло поправила в замыленном цензурой, оттого неописуемом, надеждо-викторовском туалете. С разочарованием.
Никого.
В субботу, замаскировав интернетовские решения общешкольными – «Вы списывали, Черникова! Я-то знаю, как я вас учила!» формулами, она нашла, что Надежда Викторовна безнадежно о ней забыла. Под дверь парадной аккуратно подложен кирпич, четыре рослых пацана с усилиями спускают обитавшее у дочи пианино, пока «доча», сороколетнее надеждо-виктороское чадо, жмется под лестницей и громко, повелительно мешает советами.
– Вы аккуратнее, аккуратнее! Пианино, между прочим, дорогое! Не уроните!
Вместо ответа – синеватые, вздувавшиеся от усилий вены в ритм с чьих-то тяжких выдохов. Наконец, спасительный пятачок между этажами, и «дорогое» пианино, всё в слезах облупившегося лака, с тупым «бах» спикировало на деревянный пол, словно готовое обрушить его фирменным цирковым жестом. За ним приоткрылись носильщики, и краснота тут же разъела доселе спокойное лицо. Воистину желаниям свойственно сбываться самым извращенным образом. Недавний знакомец, уже наполовину замытый дальностью двух недель – определенно, он! – разнящийся с сероглазым мальчишкой из воображениям, более приземленный, тощеватый, в отвратительной кислотной футболке – но тем не менее он, точно он.
– Да тут нести-то. Лучше б мужиков с соседнего подъезда попросили, – сплюнула «доча».
– Так попросите! – заявил тоже визуально знакомый паренек, тот, кажется, что когда-то за нее вступился.
«Ой, мальчики! Мальчики!» – второй этаж огласил гулкий хлопок и мелкий-мелкий топот.
«Я иду! Иду!» – щебетала впопыхах Надежда Викторовна.
Не сейчас. Не так. Вика почти отступила назад, в беспечный осенний полдень, но ту доча, будто учуяла что-то – минутную заминку судьбы – на миг воспарил изрешеченный машинкой край видавшего виды халата, и доча вполоборота воззрилась на Вику с непонимающе щенячьим выражением, как на некий неизученный предмет:
– А ты к маме! – словно мозг ее, затупившийся на каком-то резце, через силу переборов сей механический изъян, всё же классифицировал ее: род человеческий, вид – ученики.
– Ой, Людочка! Людочка, бегу! – бездумно отозвалась Надежда Викторовна – Ой, какие молодцы, мальчики! Спасибо вам! Молодцы! Вы его из дома вынесете, а уж там ребята сами погрузят. Ой, умнички! Спасибо! Не бросили пенсионерку!
«Доча» – глаза в потолок. Надежда Викторовна – на Вику.
– Вика! А ты у меня разве не в понедельник? – изумилась она. – Ой, я с этим ремонтом совсем с ума схожу! Совсем про тебя забыла.
Парни вновь подняли всю тяжесть классической музыки, которую, покалеченную и корявую, всё детство изрыгали пухлявые дочины пальцы.
– Я могу прийти в понедельник, – предложила Вика.
Облегчить кучерявой прядью учесть крикливо горящей кожи.
– Ой, как некрасиво получилось! – запричитала Надежда Викторовна. – Я же сама тебя позвала сегодня! Ничего-ничего. Сейчас мальчики с пианино управятся, и пойдем заниматься!
Последний спуск сдался за пару минут, а выход, деревянный, ветхий, как старческая, гниловатая пасть – отпирался, не поддаваясь на матерные уговоры, тягостное кряхтение, отчаявшееся: «Да чтоб его!» Кто-то поддал ботинком упрямому косяку, чтоб его «Ей-Богу! Лучше б мужиков! За бутылку бы мигом всё вынесли!» – визжала доча. Вика, имитирующая на приподъездной лавке увлеченную телефонную деятельность, втихаря оглаживала краткими, неуловимыми взорами огромную смуглую кисть с драконом. Больно было, интересно?