Жирно-сливочный душок, изрешеченная мелкими дырочками стопка, Леночка, автоматически, будто зомбированная, переворачивающая очередной толстый золотистый блин – Вика ничего не заметила. Ничего.
«Скинь ссылку на него».
«Да там почти нет фоток».
«Ну всё равно кинь».
«Да он тебе не понравится”
“Вик”
Решения в их паре, будь это единовременная, одна на двоих мысль пойти в кино или улизнуть от нуднейшей школьной экскурсии, всегда принимались единогласно.
«Полянская, Никонорова, вы хоть что-то друг без друга делаете?».«Нет, Наталья Степановна. Мы ещё и в Питер вместе уедем!» – смеялась Света. Это был неомраченный никем и ничем образ мышления, абсолютно идентичный, автозамена с первой встречи “я” на “мы”– линейка пятого класса, такая же, как она, пухлявая девочка в таких же густых, высоких бантах – рассекающая годы машина, где места только для двоих. Даже больше, чем любовь.
«Но в жизни он лучше», – сдалась Вика.
Она вынырнула всего на секунду, пока далекая Света в далекой, но так хорошо знакомой детской ошалело обшаривала профиль Серого. Напротив, макая пальцы в вишевое, густое, как кровь варенье, семенил через смурное воскресенье дурной материнский клон, собранный из совершенно привычных вещей: ватрушечного фартука, велосипедок, родных круглых сережек – только измученные, будто глубоко заплаканные очи совершенно чужие. У викиной мамы таких никогда не было.
– Ты про русский не забыла? У тебя завтра репетитор сразу после школы.
Следом дзинькнул светин вердикт.
– Я помню, мам. С тобой всё нормально? Ты какая-то…
– Плохо спала, – оборвала Леночка.
«Ну мать. Он, конечно, не урод”
«Но, по-моему, Паша из 11 «Б» симпатичнее будет»
«Да и из костюмов у него не только спортивные”, – добила Света.
«Да и честно»
«Он старше»
«И не совсем понятно, что от тебя хочет»
«Я бы не стала с ним общаться»
«Без обид, Вик»
Решения в их паре принимались единогласно, поэтому вскоре, последним сообщением, Серый раз и навсегда был забракован Светой.
«Это ничем хорошим не закончится»
«Я бы ему просто не отвечала, если напишет, на твоем месте»
«Привет», – пришло одновременно.
«Может прогуляемся сегодня?»
Она опомнилась уже в трамвае, «по-взрослому» накрашенная – неумелый, но старательный акцент лилово-фиолетовыми тенями – толсто выводящая узоры на запотевшем стекле. «Следующая остановка – Набережная»,- продекламировала нейтральная, скорее машинная, чем человеческая запись.
Странная, до дрожи паническая эйфория на миг замерла, улеглась на дно. И, когда трамвай раскрылся – держащаяся за поручни у выхода Вика в длинном кофейном пальто – ударила с ужасающей силой. Поехать домой. Развернуться и немедленно домой. «Девушка, вы выходите?»- поторопила женщина сзади. Серый уже выцепил ее в клочками выплескивающейся толпе, он сам: низкий капюшон, черная куртка – постный силуэт в постном осеннем дне.
– Привет, – шепнул Серый.
Совсем нестрашно. Выпавшие кадры, в ряду которых секундой позже викино всё ещё беспокойное сердце колотило прямо в его хлипкую ветровку. Нестрашно. Непривычно тепло и неловко.
– Привет, – отозвалась Вика, и, хлестнув, будто пощечиной, своими цитрусовыми «I love love», деликатно отстранилась.
Вселенная, сморгнув дотошную соринку, отмерла: трамвай взревел и тронулся, потекли, задевая их, люди, медленно, гуськом двинулись друг за другом на миг – томная медлительность желтого света – смолкшие машины. Теплый след объятий всё ещё ныл у Вики в животе – единственное доказательство временной паузы длиною от нескольких минут до нескольких столетий.
– Нам вон туда, – через подстерую зебру, между оскаленных с двух полос фар, к чахнувшему над уродливым угловато-квадратным памятником советской архитектуры раннему закату. – Прогуляемся по площади. Выспалась, кстати? Ты так незаметно вчера отключилась – я аж сам не сразу понял.
– Выспалась. А ты про свой колледж и общагу вчера так и не дорассказал.
– Раз это было настолько интересно, что ты уснула, но, наверное, и не стоит, – отшутился он.
Ласкаемая всеми ветрами площадь, как слоеный пирог, разъехавшийся от крема, ступенчато вела вниз, к ныне мрачной, в угрюмых штрихах темной пены Волге. В ясные будни здесь гнездились укомплектованные пончиками, чаем в пластмассовых стаканах, полупустыми конспектами студенты. Сегодня ларечек со сладостями был мертв, студенты грелись – наконец-то затопили! – в общагах, и этот сине-серый предгрозовой день принадлежал только им.
Ещё вчера в запасе была половина лета. Сегодня кто-то выпил его дочиста.
– Ты так и не сказал, на кого ты учишься.