«В школе зависну часов до шести»
«В пятницу?»
«Да».
«Ну ок».
Наутро разверзся ад монотонных, вещательных, нескончаемых уроков, в кульминации которых она, как раз в 6 – «Вика, на экзамене тебе никто не даст дополнительного времени, пора заканчивать», - поторапливала уже разваливающаяся, зомбиобразная историчка, – набело строчила заученное, со всех сторон шаблонное сочинение прямо в чистовик.
«Я устала»
«Просто ужасно устала»
«Просто хочется дойти до дома и умереть»
«Не, не надо», – мигом отозвался Серый.
«Ты мне ещё должна кое-что»
«Ах вот оно как, – через неподъемную, отупляющую усталость пробилась слабоватая улыбка, – Должна, значит”.
Серый осилил «Остров проклятых» в компании ста грамм чесночных гренок и двух полторашек светлого. До последнего обманутый, он не понял, даже в конце не понял… Как с такой легкостью опорочить реальность вымыслом? Как можно, легко по-режиссерски, водить зрителя за нос? «Что лучше? Жить монстром или умереть человеком?» Он набирал Вике, пока маршала вели на казнь. Позвонить и рассказать, всё-всё рассказать. Она же шарит, в конце концов. Она бы объяснила. Но два часа ночи, ее дурацкий школьный вибро – она и дальше глядела свои наверняка заумные сны.
«Ты звонил? Что-то случилось?»
«Да так, забей»
Всё почти выветрилось к утру.
«Фильм я глянул»
«И как тебе?»
«Мне понравился»
Дальше пятница. Спустя годы порядком подстёршаяся в судорожной засухе во рту, коротких, смущенных, будто каких-то смятых объятиях: «Я так-то посмотрел фильм уже во вторник», – вместо привета – но всё ещё детализированная.
Гипотетически взрослая Вика могла стыковать в памяти ее ссохшиеся артефакты: случайные фразы, погоду за окном, давно почившие черные скинни – но тогда всё стыло в обезболивающей смоле времени до какого-то подросткового фильма: она уже просто случайный, стеклом отделенный зритель. Не главный герой, даже не участник, даже не больно, даже не горит в груди. И не хочется бить кулачками в бездушный экран: беги оттуда, глупая!
Иногда она вспоминала по-другому:
Верхний этаж насквозь серой цементной шестнадцатиэтажки – старше их двоих, разумеется, суровое, угловатое, но добротное детище девяностых. Сомнительная крашенная лесенка.
- Да не полезу я! – оповещает Вика. – Сдурел что ли?
– Вик, я туда лазил сто раз. И ничего страшного не случилось.
– А если нас поймают?!
– Да кто? Бабка какая-нибудь разве что?! – отмахивается Серый.
Вместе с ним поднимается огромный, почти необъятный рюкзак.
– Ну так ты идешь? Или остаешься? – уже сверху.
Неохватный, неизбежный, непролазный. Город – глухая стена, ослепительная агония рукотворных вершин.
– Тут очень красиво,- признает.
На мосту недвижимо – красная полоса дорожных гирлянд, неостановимо – крохотные, разномастные насекомые, в которых такие же насекомые, уютно восседая на переднем, выглядывали что-то в заднем зеркале, поправляли нарисованную дугу бровей или бормотали что-то в синий экран про опоздание и пробки. Далекое подсвеченное колеса обозрения. Фосфоресцирующие сердцевины зданий.
– У меня с моим лучшим другом была традиция ещё в детдоме: перед сном мы смотрели на город, мечтали, планы строили. Вид там был, конечно, не такой, но… Потом я выпустился, а он остался, – рассказывает Серый, извлекая – краткий вскрик молнии – старенькое полосатое одеяло. – Когда он поступил в универ и переехал в общагу, мы стали приходить сюда. Не каждый вечер, конечно. Моя общага, кстати, рядом. Вон там… Блин, отсюда даже не видно.
Они двое – две высокие тени в последнем дуновении осеннего тепла.
– О, вон мой дом! – восторгается Вика.
Глухо отправить в полет первую пробку. И вскоре Вика держит незнакомую – обманчивый привкус ягодного сока на языке – бутылку на застилаемых мурашками коленках.
– Я не пью.
– Да это же «Санта». Она как лимонад.
Он демонстративно отпивает:
– Точно не хочешь? – беглым по ее шее шепотом.
– Точно.
Прятать глаза среди истошных многоголосых огней, пока кто-то другой, не она, млел от колкого электричество там, где едва соприкасались их бедра. Терзать упаковку чипсов. Нарочито и трусливо танцевать пальцами от преследующей руки.
– А твой друг, с которым ты сюда приходишь – это Росомаха?
– Нет. Росомаха… Росомаха – это Росомаха. Мы с ним тоже давно дружим, лет с десяти, но… Свят, он мне больше, чем друг. Он всегда был со мной, сколько себя помню. Можно сказать, он мне как брат.