«Виииии-каааа!»
– ***ть! – восхитился Свят. –Да на нас ща полицию вызовут!
И отчего-то визгливо – мир пошатывался в такт его грудной клетке, словно резво отплясывающий ногами шут – полубезумно рассмеялся. Это же Серый. Как всегда, Серый… И с ним, подогнув колени, вниз с гаражей, с ним – ядреная смесь «Короны» и мятной жвачки – от уроков в туалете. С ним…
«Вииии-кааа!»
«Вииии-кааа!»
– Сдурели совсем! – первым проснулось окно второго этажа, представленное бабушкиной, в темное выкрашенной химией и белой ночнушкой. – Да я на вас полицию вызову! Вы тут чем занимаетесь? Негодяи! Вандалы!—заголосила бабка.
– Сталина на нас нет! – подхватил Серый.
– Вы чё орете? – активировался седьмой этаж, ещё одна зажженная шахматная клетка: голумно-лысеющая голова, растянутая домашняя алкоголичка, ядреный бас. – Я вас щас обоих оформлю за хулиганство и в отдел!
– Правильно! – запричитала бабка. – Правильно, Миша!
– Да всё, уходим! – громко сдался Свят; демонстративно поднять руки.
Асинхронно поплелись к выходу, зачем-то толкая друг друга плечами. Подбирая розово-голубые, вчера распустившиеся стараниями детворы, ясного дня, пачки мелков, отяжелевшие, будто разбухшие тату новенького асфальта. Прямо белыми кроссами, мать его. «Тихо ты. Мордас себе разобьешь», – подхватил Серый. «Да херня всё! Просто споткнулся»
«Так, хулиганье! – тряхнуть вскрикнувшей балконной дверью, решительно питбульскими щеками, разом облетевшей майкой. – Мальчишки!»
Разбуженная, разбавленная атласной сорочкой и лунным светом, она почти такая же, как и 20 лет назад.
«Кошмар какой! – подхватила она.
«Безобразие! – все повторяет бабулька. – Безобразие!»
Щурившийся рыжий кот высоко поднимает щуплый скелет к ее заскорузлым голеням.
Вновь пошатывающийся молчаливый забор, на котором всего одна кнопка.
«Чё пошли?»
Одна кнопка.
Гулкое, громогласное «Виии-кааа!» вновь разлетелось над крышами. Оглушительно, как сирена.
– Больной, бл***! – прокомментировал Свят.
Мятая, исполосованная дезодорантом толстовка. Шорты? Шорты пойдут.
Не включать свет. Выбежать раньше, чем встрепенутся пружины леночкиного ложа. Успела. Успела!
Пулей по лестнице, наперегонки с урчащим, как чей-то бесперебойно работающий желудок, лифтом.
«Вот гандоны!» – от одиннадцатого до первого, в легко дышащей хлоркой и вездесущими, в файликах запертыми общедомовыми правилами кабинке ворчал всё тот же мужик.
Вика успела раньше, вниз капало, срываясь, частное «пип» домофона.
– Ты больной что ли!
Затянуть его, безропотно шагнувшего за ней – клянусь, даже если бы в бездну – за рукав в подъезд.
– Совсем сдурел?! Пошли!
Сверху неясная от черного с капюшоном балахона, снизу голоногая, она взлетала над складывающимися треугольниками лестничных пролетов, и впереди, потревоженные, как птицы, цокали оживающие лампочки.
Первый. Второй. Третий. Четвертый. Пятый. За ней тянулся шумный, шаркающий подошвами, икающее-запинающийся след.
– Да тише вы! – шикнула она.
Лифт смолк.
Лампочка шестого этажа заторможено взрыкнула, осеклась и окончательно уже ушла на покой. В градиенте сверху вымываемого света она была нереально, фантастически красивая. Такая красивая. На верхней ступеньке одного из пролетов.
– Тише, – почему-то шепчет Вика. – Тише – молчи.
Разъяренный сосед, смачно обматерив безлюдные парадные, ничего не нашел и теперь его, сжатого до одного только слуха, выдавала звонкая плитка холла.
– Да че ты ссыкуешь, – начал Серый, но Вика перехватила его прямо у влажного, сразу нащупавшего очаровательные пальчики рта.
– Я соскучился, а ты не брала трубку, – это же и правда всё объясняло?
Сесть прямо на бетон: голые ноги уже замерзли. Серый падает рядом, так близко, от него несет, как от бочки самогона, как от той ядреной – в ее горле дотла сгорели пару поселений – дряни, прозрачной, чисто вода, что отец хранил с морозилке. И раньше, чем Вика выдала: «Ты отвратителен» – время раскололось на несколько удушливых кадров, как из ленточной серии фотографий: вот она, приподнятая вверх, прижатая к стене, накрытая сверху широкой спиной; вот ее покорно подставленные скулы, на подбородке – сковывающий ее дракон; голая шея под его губами.
– Ты идиот, – задыхаясь между поцелуями, бормотала Вика. – Просто идиот…
Когда Серый со Святом во всех ног бежали от злополучных ворот, красно-синяя сирена уже брала след до викиного дома. А они бежали, бежали, бежали. И всю дорогу смеялись, как ненормальные.
Глава 13
Дома в Красноярске, когда следом за видавшим виды гремяще перекатывающимся чемоданом стихали шаркающие отцовские шаги, а командировка стиралась до синонима «отсутствия», Вика и Леночка проводили вечера вместе. Ещё раньше, лет до 12, Вика запрыгивала в родительскую спальню втихаря, как шуганный дикий зверек. И, когда Леночка выходила из ванной, та уже лежала, сверкая опушенными ресницами угольками из-под одеяла, тоненькая, взбудораженная, разрывающаяся от уже выступающих, готовых брызнуть слов.