Благо консьержка отсутствовала ввиду неких неотложных утренних дел, поэтому Серого, никем не замеченного, Вика, подрагивающая, словно вся состоящая из электричества – две недели, целых две недели, практически бесконечные! – встретила уже в 11 утра.
Пока он разувался, из шкафа-купе за ним осуждающе подсматривала чудовищного размера офицерская форма.
– Я соскучился, – сходу признался Серый.
– Я тоже.
Наградить его долгим-долгим поцелуем.
«Тут ванная», «Туалет», «Кухня», «Тут спальня родителей», «Гостиная», «Моя комната», — она, как ребенок, притащивший домой товарища, провела ему краткую, совершенно заднеплановую —на переднем только ее тоненькие, мягкими складками пританцовывающие штанишки — экскурсию. Квартира Полянских, впрочем, составляла с их с Росомахой берлогой ослепительный среднеклассовый контраст. Хотя какое дело?
Точка отправления — «Моя комната». И она, наконец, на своей территории.
— Сюда, — промурлыкала.
Бежевый интерьер с кучерявым, каким-то барашковым ковром и смотанными жалюзи. Вынесенный к панорамному окну диван-книжка с ещё теплой смесью тучного, толстобокого одеяла и зебрового пледа. Прижавшийся к левой стене огромный зеркальный шкаф, спереди – высокий письменный стол, неряшливых от книг, глянцевых фотографий, грамот и нежного девичьего хлама: на последнем издыхании тональник, инстаграмная жемчужная заколка…
– Миленькая фотка, – прокомментировал Серый.
С отъявленно детсадовской фотографии – празднично начесанный Леночкой высокий хвост – ему смеялась, пухлая, с одиноким передним зубом Вика на каком-то праздно постановочном фоне.
По соседству – вогнутая стеклянная рамка – всё семейство на отдыхе. Сзади громогласное адлеровское лето, серьезный, еще не xxl-эвский викин папа с прямо, по швам опущенными руками, викина мама, загорелая и эффектная в горошковом, с кокетливой юбочкой купальнике. И кучерявая, лет семи-восьми девочка в оранжевой панаме, дурашливо повисшая на материнской ноге.
На полке справа – уже повзрослевшая, прехорошенькая и прыщеватая, лицом к лицу с какой-то невзрачной девчонкой.
– Че интересного нашел?
Под футболкой – ее горячие ладошки.
– Тебя.
Под прицелом теперь – любовно выставленный мамой выпускной альбом, плотная, насквозь профотошопленная книжка, на которую в свое время отменно разорился родительский комитет.
– Не, это не надо смотреть,- предупредила Вика.
– Отдай! – запоздалое.
– Ну-ка быстро отдай!
Стиснуть добытое мертвой хваткой. Он всё-таки выше. Поднять над головой. Не достанешь, не достанешь!
То были лучшие дни 5-9 «А» класса некой красноярской гимназии. В сочных осенних тонах, огнедышащих от тучных первосентябрьских букетов: ближний ракурс, целый ряд серьёзных черно-белых пятиклашек.
Через лесные пикники, музейные экскурсии, соседние города, через чью-то веранду рядом с прудом. Под чутким родительским оком. К первым неухоженным усикам и неказистым, грязным от блёсток кудрям. В нескладных, но ухоженных, словно садовые растения, подростков.
Где-то в середине ему встретилась Вика – центральный, очень серьёзный объект на розовом надувном мячике. Пойманная среди постных физиономий других девочек и чьих-то многочисленных кубков, дешево и золотисто блестящих медалей, подвесной груши у потолка.
Уместиться вдвоем на смехотворном балконном пуфике, перебирать сперва пухлые переполненные альбомы, потом Айклауд ее айфона.
Разные тона и локации: бледное ноги в дразнящихся волнах, первомайские шашлыки с родителями, отцовская фуражка на ней после парада, сзади вечный огонь.
Листать, листать, листать. Ощупывать шероховатыми подушечками такую непохожую на его жизнь, размеренную киноленту житейского благополучия с морем раз в год, машиной в кредит, кино по выходным. И захотеть на секунду молча, чтобы кто-то также копил и развешивал его фотки.
После Вика, осмелевшая, примеряла прямо перед ним свои бесчисленные платья. Легкомысленные, цветастые. Строгие школьные – о, эти нравились ему больше всего. «Ну, Серый, ну не трогай! Ну, пожалуйста, прекрати!» Во всех галереях его памяти – ее колючие, от смеха играющие ключицы и недоуменное, припухлое, все еще детское личико – бесконечно закольцованный сюжет. Поставьте на повтор, пожалуйста. Пусть всегда, всю жизнь терроризирует его сны.