– Ленка, привет! – радостно воскликнул Никита и неловко, кратко, как маленькому ребенку, пожал ей руку.
– Что у нас на ужин? – сходу бросил Витя.
Серо-черные резкости макияжа, низкий треугольный вырез и бледно выступающие сквозь подол резные окантовки на стройных ногах – она все еще была поразительно красивой женщиной. Только слишком давно он научился этого не замечать.
– Запеканка с курицей и грибами, присаживайтесь.
Шуршание пакетов, перемешанное с колокольным перезвоном бутылок. Два коренастых стакана под виски, один, до блеска натертый и высокий, под вино. Быстро-быстро мелькавший безупречный леночкин маникюр, пока она отпиливала тягучие, ещё теплые куски запеканки. “Тебе помочь?” – замялся Никита. “Да я сама”.
– Мне ещё мазик принеси, – прибавил перещелкивающий каналы Витя.
– А я ее у вас уже пробовал, – похвастался Никита, перед ним цокнула тарелка. – Пахнет, Лен, как всегда изумительно.
Разложить закуски, нарезать сыр… “Лен, дай еще штопор!”. Пили уже третий, когда она, наконец, уселась рядом.
– Как жизнь? Нравится новое место? – поинтересовался Никита.
– Да всё так же… Новое место… Ну здесь теплее, чем у нас дома, да и я так привыкла за это время…
– Лен, ещё тарелку принеси, – оборвал Витя. – Что, Некит, как там дома, у нас в части?
– Да ничего. Летехи новые пришли, у меня вон штурман новый. Гоняю его туда-сюда. На твое место-то ты знаешь, кого прислали…
– Кого? – подорвался Витька.
– Кашника нашего, из Норильска. Помнишь такого?
– Да че реально? – изумился.
Поклевывать ее любимый белый шоколад – Никита принес. Всё равно чуть кривиться от вина. Вслушиваться непонимающе в мужские разговоры. И в секундных передышках в ванной проверить дочь, та прислала селфи с Алёной. Дома сидят, нигде не бродят, Слава Богу!
– Я тебе что – врать буду! – Витя разгонялся на повышенный тон.
– Лен, тебе долить? – спросил Никита.
– Да нет, не надо, спасибо, – тактично отозвалась Леночка.
О, сегодня она непременно сделает свой ход.
– … а ещё, да ты бы знал, что там один новый летеха учудил на офицерском собрании!
– Ещё вина?
– … а потом Семеныч ему звонит и говорит: «Ты че такой борзый? Ты на кого вчера руку поднял?»
Трезвая и твердая, как ледышка, Леночка конфискует со стола пустую бутылку. Ещё не время.
– А потом я ему такой…
Никита, пятнами покрасневший, звучно прыснул.
– А он…
Леночка легко отсекла всё эти ненужные подробности прожитых лет, за которыми тешил их историями пьяный совершенно, мягкий мальчишка. Как и раньше, намного слабее Вити. Тот мерно добивал очередной бокал, взгляд, как у совершенного буйвола, тяжелый и трезвый. Меньше среднего по шкале.
Позволить стеклу сползти разом до середины, а багровой горечи – по ее горлу. Буйволовый. Странный для мужа эпитет. Она смотрела и смотрела, как когда-то давно, когда невозможно было оторваться. Когда взгляд – отдельный, почти высший сорт удовольствия. Растянутая домашняя майка, откуда гривой выступала кустистая шерсть на груди, вислые, какие-то до смешного уменьшенные бицепсы, ломаная дедовская осанка и этот неподъемный нависшего века взгляд… Отвратительный.
Она допила этот бокал до дна.
– Ты что-то… какая-то серьезная, – легкомысленно заметил Никита.
Просто я никогда раньше не замечала, насколько мой муж омерзителен.
– Всё нормально, – успокоила Леночка уже отвернувшуюся от нее физиономию.
– … и борта новые пригнали.
– … этот кэпчик такой конченный.
– … в прошлой командировке, короче
–…после Рязани.
Подсохшая акварель ее восприятия увлажнилась капелькой алкоголя, оживилась углубленными, лезвенно острыми деталями: вульгарное пятно несвежей никитиной футболки, его косой, ломано вывернутый мизинец, усаженные между бровей, на самых морщинках, чернявые семена влюбленных друг в друга линий, желтая крошка недонесенный чипсины на скатерти, витина поникшая, сонная голова. Этот мудреный лабиринт, в котором, как она знала, выучила за много лет, он уже начал ощупывать стены. Сейчас. Определенно, сейчас. Стул под ней вдоль и поперек истыкан иголками. А они всё шутят, спорят про службу, кидают друг в другу толстые шмотки армейского юмора.
— Я сейчас, – сообщил Витя.
Походка медвежья. Щелчок, хлопок крышки унитаза, беззвучие вытяжки. Не время. Ещё не время.
– А ты…, – примерился Никита.
Раскатистые шаги, и Леночка досадливо приложилось к кровавому бокалу, где нежданно, неслыханно выключили вкус.