Впервые Серому стало немного странно, что он мог находить это веселым. Такое вульгарное, комканное, дешевое. То, что раньше мнилось биением самой жизни, оказалось лишь бледным её подобием. И Вике здесь не было места.
– Точно? – переспросил он.
– Точно.
Магнитовская «Беленькая» оплетала нежное, цветочное ее расправившихся кудряшек, ее цитрусовые Moschino – перебивала ее, как репчина чьего-то звонка фортепиано. Тем не менее, он так хорошо знал этот запах. Тем не менее, она всё ещё была красива. В самом обезображенном районе, в эстетическом ничто, она была сама эстетика. Невинная, пьяная, заправлявшая за уши русый непослушный шелк, взрослая и совсем юная одновременно.
– Точно, точно, точно.
Она долго целовала его сама. Неразборчивый вкус моментально наступивший взрослости дал в голову. Ни капли не освежилась. Только все длила и длила свою головокружительную пытку.
– Давай пойдем назад, – предложил Серый.
– Давай не пойдем! – хихикнула Вика.
Застегнуть на ней толстовку.
– Хочешь заболеть? – убрать ее пальцы из-под майки, из-за пояса брюк – смелая какая. – Или чего ещё ты хочешь?
Тут ручка балконной двери настойчиво затряслась.
– Я?.. Ничего. Ничего.
Вика заняла свое место в зале. Серому срочно надо было покурить. Росомаха тоже куда-то испарился. И тот криминальной внешности чувак нашелся очень близко, как под лупой: светленький, расписанный, как древняя пещера, зеленоватыми примитивными татуировками, черная скрепка пирсинга в брови, живительная вода под веками – он был по-своему очарователен, даже красив, словно неумело косил под какую-нибудь рэп-звезду.
– Может, тебе смешать? – предложил Стас.
– Нет, спасибо. А где здесь..?
– Туда и дверь налево, – подсказал Бивень.
Если уличная прохлада чуть разжижила неразборчивую гущину в голове, то тепло, смех, зеркала чужих, таких же, улетающих глаз, вновь застали ее в вышине, на самой оглушительной точке. Каким-то чудом нашедшая туалет Вика видела не более чем расколотые два метра перед собой, за каждый кусочек которых приходилось бороться с растекающимся сознанием. Она наткнулась на кого-то. Тощая. Должно быть, ждала своей очереди.
– Куда прешь, – ощетинилась та.
– Сорри, – отозвалась Вика.
В метр на метр коридорчике тощая утратила все вострые кошачьи черты: обычная девочка под защитой готического макияжа. Неестественно угловатая, осунувшаяся, будто от какой-то болезни. Короткое немытое каре. Парад тоже несвежей, многослойной одежды. Драгоценные глаза. Зеленые. Недвижимые. Прекрасные, прекрасные, прекрасные.
– Че уставилась? Думаешь, если трахаешься с Серым, это что-то…
Её перебил вышедший из уборной паренек, и она, оборванная на полуслове, шибко скользнула внутрь. А всё-таки странные у нее глаза. Прекрасные, но стылые, широко распахнутые, какие-то обездвиженные. Вика никогда раньше таких не видела.
Престарелое зеркало в ванной с огибающей края сыпью стертого покрытия, словно дальше/ближе телефонной камеры. Не сбиться через эту затягивающую толщу воды. Поймать фокус. Оттуда – непривычно румяная, с вросшими очами-безднами. Желтоватая вода из крана. Дурной кусок чьего-то «перепил» в раковине – от запаха Вике чуть самой не стало плохо. Когда заняла свое место между Серым и Росомахой, тощая зеленоглазка уже соскользнула куда-то с переднего плана, и на окраине купающегося в сегодня и сейчас, Вика различала ее, но что она думала о ней, что хотела узнать…
– А помните, в том году, на турбазе…
Выпрямившийся, похорошевший Росомаха, сняв жалкий верх усталости, чуть жестикулировал за своей речью и, обычно непривлекательный, сиял так, что все смотрели только на лихорадочные подергивания налившихся губ.
– Помнишь? – подстегнул он Серого и рассмеялся, будто в этом было нечто уморительное.
Даже Вика аккомпанировала ему своим бессмысленным смехом.
– Ладно, давайте выпьем…
Композиция медленно утрачивала насыщенные цвета, налилась головной болью.
– А сейчас… Может, поиграем? – подал идею Стас. – Но чтоб все играли.
– Давайте.
– Давайте.
– Я за, – поддержал Святослав.
– Ты играешь? – лично обратился он.
Серый ударил ее по коленке, но Вика уже согласно мотала головой:
– Да, а во что?
– Внимательно слушай правила, – предупредил рыжий.
Засаленная карточная колода. Минута объяснений. Слова падали, как через сито. Поэтому, когда снята была первая карта, вверх взмыли 14 рук – всё, кроме её.
– Ну, получается, пей, – заключил Стас.