Глава 24
Может, потому что до Вити она пережила одно-единственное досадное свидание: вечер, людный саратовский парк, три траурно глядящие голландские розы и пачка семечек, прокладывающая за ними стыдный след. Может, потому что доверие – клад лишь тех, кого никогда не предавали. Но Леночка и вообразить не могла в тесноте их малость скучноватого, но ладного и теплого мирка кого-то третьего. Именно поэтому для него и хватило места.
Она давно уже не отслеживала финансы, не знала даже, сколько точно он получает, не волновалась в командировках, не звонила во время корпоративов. Верность – это как будто было само собой. Ровно как она не представляла себя с кем-то другом, так и Витю не могла представить. Они же созданы для друг для друга.
– Мы ведь с ними до этого нормально общались. Хорошие парни, семейные, – делился он. – А потом смотрю, они в номер свой девчонку какую-то пьяную заводят.
– Какой ужас, – выдыхала Леночка.
Ей совершенно честно было жаль их жен. Вот Витя бы никогда…
Никогда не забыл бы дома телефон. Поэтому она – секундная на цыпочках пауза между дежурным прощальным поцелуем и поиском в спальне пропуска – перехватила его в кармане куртки. Не опомнился. Серый “Каршкай” неспешно выполз из-под шлагбаума.
Телефон на две сим-карты. Удобно как.
Все официальные соцсети вновь чисты. “Введите номер”. “Забыли пароль?” “Это ваш аккаунт?” Леночка нажала “Да”. Без авки – некий Виктор Иванов.
Он не удосужился удалить ее из друзей. Даже стереть переписку.
Анна Филимонова. 27 лет. 118 друзей. Красноярск. Что-то в сладком промежутке между “полноватая” и “сочная”, с заметным, впрочем, лишним подбородком, окупающимся сполна очевидной троечкой в лифчике. Дурно сделанные ресницы, синие скинни и дочка лет 9-10 на вид. Желтоватая блондинка. Одно селфи точно в их машине.
Господи… Леночка выдохнула.
“Ещё не прилетел?”
“Прилетаю завтра”
“С вами останусь до 17”
“Дальше домой”
“Что-нибудь купить на вечер?”
“Не знаю”
“Как хочешь”
“Может, роллы и вино?”
“Мы с Юлей тебя сегодня ждем)”
Прерывистое очень, краденное семейное счастье. Он водил ее с дочкой в батутный центр и боулинг, заказывал им пиццу, притащил огромного, шире и выше Юли, игрушечного зайца.
О, он, оказывается, любил кружевные комплекты с трусиками без низа, вульгарные секс-шоповские наручники и веревки. Лисьи хвосты. Пластмассовые а-ля бриллиант сердечки. Сетчато-прикрытое полуобнаженное тело и в пелене цветочной тюлевой окантовки грудь. Темные страшные пятна перед глазами, и Леночка поняла, что не хочет, не может листать дальше.
Но должна, обязана. Хотя сердцу внутри слишком тесно и жарко, хотя и дыхание отдает в собственных ушах. Всего лишь облака – грозовые предвестники скорой слезной истерики.
Все эти фотографии! Целая скрытая, но долгая и полная жизнь, нагло проложенная впритирку с ее.
Этот карикатурно позитивный розовый заяц! Такой же, только старше и светлее, у Вики был медведь. В одном магазине, должно быть, брал…
Как жаль, что нет никакой таблетки от чувств. Тогда Леночка бы запросто выключила эти скорбные, как вой, прерывистые завывания. Оторвалась бы, парализованная тоской, жалкая, с по-детски обнятыми коленями, от пригвоздившего ее пола. Досмотрела бы эту переписку бегло, как взятую от скуки книжку или одноразовый фильм.
Леночка. Ленка – у его друзей. Лена – дома. Жена – в контактах. Твоя – в переписке. Она.
“Твоя не видела?”
“Она с Викой уехала в гости”
“Она меня ждет”
“Твоя не знает ещё”
Как будто имя ее могло осквернить собой пышный и свежий сад их влюбленности. Или, может, стоило назвать ее, и нависающее над ними сварливое приведение, досадная мелкая деталь обрела бы вопиющую реальность. Они словно прятались от шарящего по шкафам, с тяжелыми шагами взрослого и верили, что враг их никогда не найдет.
Лена. И вот она никакой уже не враг, не призрак. Лишь женщина, которую он предал. Поэтому в безвкусно обставленной хрущевке, в проходном перед детской хламом заваленном зале, на продавленном диване, пока луна стелилась по нежной груди, Леночка всегда была “она”. Неслышная и невидимая. Третий лишний с завязанными глазами.
Вот она их и нашла.
Глава 25
– Что будем делать? – весело осведомилась Вика.
За охваченный вьюгой город шла битва между сказкой и постапокалипсисом. Тонконогие деревья кое-где надели чепцы из гирлянд. Пьяный замерзающий некто – бесполое тело на заснеженной скамье – зацепил ее за рукав на остановке: “10 рублей будет?”. Разукрашивали витрины, нанизывали елки на металлический скелет. По ветру разлетались переполненные мусорки. Надежда Викторовна – до лестницы прокравшийся запашок – пекла твердокаменные имбирные пряники. “Ты кушай с чаем. Чуть-чуть снизу подгорели”. Проводил от нее Вику и, кажется, свой последний день обессиленный, будто щурящийся из-за гноем скленных глаз подъездный кот.