Как и тогда телефон был глух, и всю дорогу до Нат, с весело и с акцентом болтающим водителем, Серый гадал, не сделала ли она что-то с собой.
Стоило ли рассказывать об этом Вике? Заводить ее в самые смрадные и темные углы? Когда и самому когда-то жившая там нечисть представлялась теперь смазанно, в общих чертах. Слова, просто названия: грязь, не квартира – халупа, тяжелые наркотики и одиночество. И вот он едет туда снова, на новую битву с чужими демонами.
Любил ли он Нат? Да, бесконечно, всегда. Откуда-то с утерянного отрезка на точке А – примерно от детдомовской ёлки, где она, самая крохотная, так и не освоившаяся, звонко декламирует стишок в расшитом мишурой платье. По середине, с остановкой на переходный возраст, где его тощая подружка заострилась вдруг, налилась каким-то другим, томительно отличным светом. И до самого конца, не желая ее, не жалея – просто не представляя, что ее может не быть. Её и Святослава. Подумать об этом – столь же чудовищно, сколь если бы завтра сказали, что не будет больше солнца или неба. Они, Свят и Нат, они были всегда – то единственное несущее его жизни. Но как это объяснишь Вике? Как же нелепо, безумно звучит!
– Почему ты опоздал на встречу с моими родителями?
– К бывшей ездил.
Зациклившаяся в голове сцена чередовалась, перебивала болтовню водителя и незатейливое «Радио-шансон». Всё стихло уже совсем близко к ее дому, когда разум вооружился знакомыми видами и мучительно замкнул на одной и той же минуте: наполненная ванная, красные ленты вместо запястий. И думать ни о чем больше невозможно.
«Папа тебя с нетерпением ждет»
«Только не опаздывай»
«Он не фанат такого», – высветилось в строке уведомлений, но так и осталось непрочитанным.
Серый взлетел по лестнице, ничего кругом не видя, до самого четвертого этажа, а оттуда что-то громоздкое, высокое качнулось ему на встречу. Он подхватил это на автомате и прижал к стене: красная, мнимо бархатная крышка гроба с золотистым крестом сверху. Что за…?
– Баба Нина умерла, – сходу сообщила Нат, щелкнув замком. – Из квартиры напротив.
За спиной ее кучковалось жалкое убранство карамельной от освещения прихожей, навсегда замершей в здесь и сейчас их последний встречи. Даже его пресловутая пачка «Верблюда» всё ещё обитала, наполовину выплюнув в пыль на тумбочке одну из сигарет, в той же позе, что и оставил.
Нат, рутинно бледная, с плоским жирноватым каре, тем не менее, исподлобья взирала чисто, почти осознанно.
– Чего ты хотела? – не церемонясь, бросил Серый.
– Ты проходи. Или здесь хочешь говорить? – она словно бы кивнула на красную крышку.
Прежняя Нат тоже не заботилась о порядке, но эта… Он пробирался через узкий ход между неряшливо стоящих ботинок, банок, пакета с мусором, новые белые носки не обещали остаться таковыми.
Сели в кухне, где, как ни странно нашлась чистая посуда.
– Может, чай?
– А у тебя есть? – чуть иронично уточнил он.
Нат углубилась в недра покосившихся ящиков:
– Ты прав, чая нет.
Вместо него – бальзам без рода и племени.
– Я не буду. Говори, что хотела. Я спешу.
– Да ты сама вежливость, – она плюхнулась на потрепанный стул напротив него. – Серый. Точно не будешь?.. Тогда я одна.
Она осушила рюмку залпом.
– Я хочу извиниться за то… как всё закончилось. Это было некрасиво, неправильно. Я была не в состоянии, я… Мне очень стыдно.
– Я это уже слышал.
Из-под острых шоколадных ресниц с кокетливыми, отчего-то светлыми кончиками на него пролилось некогда живое, а теперь стылое зеленоватое озеро. Взрослое, холодное, чуть поблескивающее от бальзама.
– Я хочу забыть всё это, отпустить. Хочу начать все с начала. Я в завязке уже месяц, я нашла работу. Мы с ним не виделись уже… уже давно. Да и это не то, чего я хочу. Это всё – иллюзия.
Она выпила ещё.
– То, что было между нами – иллюзия. Я раз за разом выпадала из реальности, чтобы ждать его, чтобы… А там уже ничего нет. И между нами ничего не осталось. Я не хочу больше обманываться. Я хочу начать всё сначала, уехать, куда угодно. Хоть куда. Давай уедем. Как будто ничего не было…
– Нат.
– Я знаю, я знаю, что ты скажешь…
– Извини, – он поднялся.
Задержать его в проеме. Нога в ногу, как в детстве.
– … что ты не хочешь, что ты любишь эту девчонку. Но ты никогда не будешь тем, кто ей нужен.
– Пока, Нат.
– Ты ничего не сможешь дать! Вы слишком разные. Может, она этого пока не понимает, но когда-то она поймет…
Он хлопнул дверью, а Нат сползла вниз по стене.
А у Серого до самого викиного дома крутилось «Вы разные», «Ты ничего не сможешь ей дать», «Она поймёт…»