— Не очень скоро, — сказал Хольвин. — Ты говоришь, вы встретили этих уродов около лесопарка? В Уютном?
— Примерно. Мы разделились на берегу озера. Около Уютного зайцев много, они туда ходят яблони обдирать… иногда и лоси попадаются…
— И коровы, — подхватил Хольвин в тон. — А?
— Да ну, — волк пренебрежительно сморщился. — Не связываемся. Раз весной отследили одну — ну голодуха была, не сказать — так Меченый получил дробью в бок. Спасибо за такое угощение… хотя коровы вкусные, если честно.
Не умеют псы выгораживать себя, подумал Хольвин нежно. Ни домашние собаки, ни волки, ни другие стайные псовые. Ну не умеют — все у них на морде написано. Великий кодекс собачьей чести — Закон Стаи. Все так просто. Ребята хотели есть после тяжелой зимы и длинного перехода, напали на корову, один из бойцов был серьезно ранен. Непосредственные бандюги.
Если бы человеческие уголовники были такие — только с голоду, только — блюдя Закон… А Закон запрещает убийство себе подобных, запрещает убивать в человечьем обличье, запрещает нападать без предупреждения… Закон запрещал бы подличать и лгать, если бы псам это вообще было зачем-нибудь нужно. Эх…
— Только тогда мы ловили зайцев, — продолжал волк. — Там сейчас полно. Проще, чем лося завалить. Лоси сейчас чокнутые, у них гон… их хорошо отслеживать зимой — они иногда на лед попадают, и хана. Копыта разъезжаются — подходи и добивай…
— Значит, едем к Уютному. Довольно далеко… А волчат в Стае много?
— Совсем маленьких — двое. А подростков было пятеро. Только Цуцика пристрелили вместе с большими… так что теперь, наверное, четверо…
— Большая была Стая?
— Взрослых — десять. Охотиться хватало, не жаловались… как теперь будем, не знаю. Мышей копать будем, не иначе…
— Ничего, боец. Что-нибудь придумается.
Волк усмехнулся:
— Собачьи галеты?
Примерно, подумал Хольвин. Лучше, чем ничего. Но вслух сказал:
— Там видно будет.
Проехали развязку. Фонари, окружающие шоссе, как-то сами собой иссякли вместе с разметкой и светофорами — начиналась настоящая пригородная трасса. Поток машин поредел; только грузовые фуры междугородних перевозок и рейсовые автобусы попадались навстречу, а легковые автомобили почти пропали.
Сразу ясно, что уже наступила настоящая осень. Летом на этом шоссе машин полно — горожане ездят на дачи, к себе в садоводства. Общаться с природой, так сказать. Лес отступает и отступает; стоит людям где-нибудь обосноваться, как существа, обитавшие на этой земле прежде, немедленно начинают отступать вместе с лесом. Сперва вместе с крупными зверями, способными оборачиваться, пропадает вся лесная неописуемая для современных ученых паранормальщина, уходят Хранители; потом перебирается подальше от человеческого жилья и мелкая живность: белки и зайцы, ежи, мыши… птицы перестают гнездиться. А обыватели, входя в мертвую зону, между оцепенелых сонных деревьев, обитаемую только ничем не смущаемыми нахальными полевками, воробьями и насекомыми, — в убитый лес, похожий на неряшливый парк, — блаженно вздыхают и закатывают глаза: «О, природа!»
Правда, через некоторое время всё как будто устраивается — жизнь пустоты не терпит. Волков заменяют бродячие псы, более неприхотливые и беспринципные, не боящиеся и понимающие людей — но не слышно, чтобы дачников это радовало. Ушлые лисы учатся раскапывать помойки; порой подтягиваются и медведи. Нахальные сороки, вороны и галки разоряют гнёзда нежных певчих птиц. Природа пустоты не терпит — получается годный для жизни биоценоз. И обыватели перестают закатывать глаза и верещат: «Нет житья от бродячих псов! Медведь выходил к дороге! Дрозды попортили фрукты в саду! Помогите, кто может!»
И на помощь приходит человек с ружьём. Закономерный финал.
Похоже, двоесущные — попытка компромисса, если, конечно, верить в Зелёного. В античных трудах, припоминал Хольвин, звери, умеющие говорить или оборачиваться, описываются как диковина, как опасная и странная редкость. Отношение, положим, за последнюю пару тысяч лет ни на йоту не изменилось, зато меняться учится все больше и больше крупных видов млекопитающих. Двоесущные псы, похоже, уже более тысячи лет встречались среди друзей и партнеров человека, хищники освоили трансформ раньше — а вот о травоядных с двойной душой заговорили только в Средние века. Теперь крупные хищные дикие млекопитающие перекидываются едва ли не поголовно, организовав подобия собственных культур; им уподобляются и северные копытные. Газеты иногда сообщают сенсационные новости о перекидывающихся рептилиях: «Крокодил-убийца заговорил!» — но если это звучит полным бредом, то двоесущные дельфины и морские котики фигурировали не только в отчетах Лиги, но и в древних легендах. Если это не промысел Зелёного, то новый виток эволюции. Пробуждение разума, настоящего разума, в который обыватели изо всех сил не верят.