Ответную речь держала Меллония. Кукушонок был смущен и одновременно горд. Трудно признать королеву в своей матери. Но ее глаза сияли, будто она увидела - или вспомнила - бога. Ему захотелось опуститься перед ней на колени.
- Мы тоже ощущали бремя неволи. И тем более жестоким оно было, что мы не скрывались за стенами, а считали себя свободными. Но подлинная свобода заключается в том, чтобы быть вместе, а не держаться порознь. Пришло время отодвигать засовы и раскрывать ворота.
Меллония, Кукушонок и Асканий вошли в город - королева, принц и царь. Другая царица, Лавиния, стояла в воротах. Асканий поклонился ей, а Меллония улыбнулась, словно говоря: "Ты тоже любила Энея. Мы этого не забудем".
- Жаль, что отца нет в живых, - вздохнул Асканий. - Он был бы очень горд.
- Я помню, как он рассказывал мне о Дидоне, - сказала Меллония. - О том, что она пыталась обратить лето в весну, сделав вид, будто в водяных часах не падают капли, а тени не движутся по циферблату солнечных часов. Помнишь, Асканий?
- Да.
- Но еще большую ошибку можно совершить, если пытаться обратить лето в осень, слишком внимательно прислушиваться к водяным часам и не отрывать взгляда от движущейся тени.
- Ты говоришь загадками, - сказал Асканий. - Как мой отец.
- Ты ведь понимаешь, что она хочет сказать, - заметил Кукушонок.
- Я не уверен в этом. И не смею надеяться, что это то, о чем я мечтаю.
- Феникс, - сказала Меллония. - Ты что-нибудь слышишь?
- Да. Шум крыльев.
- Может, это ласточка? Или дятел?
- Нет. Это мотылек.