— Отец говорит, что мы скоро в город переедем. Он там квартиру подыскивает, — сказал Митька.
— Это уж твоё дело, потом сам решишь. А сейчас ты в колхозе и ходить тебе, как дитю беспризорному, негоже.
Она заставила Митьку вымыться, переодеться в чистое бельё и устроила ему постель в сенях. А своих ребят мать предупредила:
— Вы про дядю Ефима Митьке не докучайте. Будто мальчишка всю жизнь у нас, как в своём доме, живёт.
— А мы и не докучаем, — сказал Гошка. — Он теперь сам себе голова.
Сейчас он предложил Митьке пойти на Жилино болото, о котором упомянул дедушка Афанасий.
— Давай махнём, — согласился Митяй. — Поросят не разыщем, так черники наберём, малины.
Через час мальчишки добрались до болота. Вернее, это был старый торфяник. Много лет назад торф отсюда выбрали, карьеры заполнились водой, заросли мхом, осокой, камышом, превратились в зыбкую зелёную трясину.
Гошка попробовал вступить на неё и сразу же провалился до пояса. Пришлось Митяю протянуть длинную жердь и вытаскивать его на сухое место. Мальчишки поняли, что дедушка Афанасий был прав — если поросята угодили в трясину, так они давно уже погибли.
Обойдя болото стороной, Гошка с Митяем спустились в овраг. Здесь было полно дикой малины и смородины. Наевшись вдоволь ягод, мальчишки решили набрать их и для Клавы и Мишки. Но тут же спохватились — пошли разыскивать беглых поросят, а вернутся с одной лишь малиной да смородиной. Неловко как-то…
— А место всё же надо запомнить. Потом всех наших ребят приведём, — сказал Гошка. — Ягод здесь богато. И никто не ходит сюда.
— Это как сказать! — Митька кивнул на примятые стебли травы. Потом вдруг насторожился. — Ты слышишь?
Издали донеслось поросячье хрюканье.
Выбравшись из зарослей малинника, мальчишки осторожно пошли по дну оврага.
Вскоре тропка, выбитая в густой высокой траве, привела их к небольшому загончику. Он был сделан из недавно срубленных кольев осины и берёзы. В загончике, беспокойно хрюкая и тычась пятачками в пустое ведро, кружились шесть поросят.
Гошка с Митькой замерли от удивления. Потом Митька понимающе присвистнул:
— Ловко кто-то спроворил! Приласкал поросяток, загончик им построил… Прямо ферма в овраге.
— Хапужья ферма, — сказал Гошка.
— Это само собой, — согласился Митька.
— Да они же голодные! — догадался Гошка. — Видишь, как мечутся. И пить хотят. — Он быстро нарвал охапку травы и бросил её поросятам. — Да он что, ворюга, забыл про них?
— Нет, такой не забудет. Наверное, ждёт-выжидает, когда их отсюда переправить удастся. — Митька оглянулся и с досадой крякнул: — Эх, беда! Подводы-то у нас нет. А в мешках нам таких здоровяков не унести. Ты вот что — беги за телегой. А я здесь побуду.
— А если заявится кто? — осторожно сказал Гошка. — Как же ты один-то будешь?
— Давай-давай, не рассусоливай, — приказал Митяй. — Одна нога здесь, другая там!
Но Гошка всё ещё топтался на месте и посматривал по сторонам.
— Ты что… не доверяешь?! — Митяй вдруг покраснел. — Тогда сам оставайся, дежурь здесь хоть всю ночь. — Он швырнул на землю траву, которую рвал для поросят, и полез по откосу оврага вверх.
В свою очередь, покраснел и Гошка. Что греха таить, какая-то смутная подозрительная мыслишка шевельнулась в нём. Сейчас ему стало не по себе. Он быстро догнал Митяя и схватил его за руку.
— Нет, нет, я побегу… Ты дожидайся. — Он вскарабкался на верх оврага и скрылся в лесной чаще.
За рулём
Ветки хлестали Гошку по глазам, царапали лицо, цеплялись за волосы. С немалым трудом он выбрался на лесную дорогу и прибавил шагу. Но тут ему послышалось, что где-то гудит мотор автомашины. Гошка присел за куст. Вой мотора всё усиливался, и вскоре из-за поворота дороги показалась грузовая трёхтонка. Она шла неторопливо, тяжело переваливаясь на узловатых корнях и кочках: ветви деревьев хлестали её по ветровому стеклу.
«А ведь это наша машина, клинцовская, — узнал Гошка, приметив на левой половине стёкла белёсый узорчатый след от удара камнем. — Куда это она?»
Трёхтонка поравнялась с Гошкой, и он разглядел за рулём машины шофёра Пыжова. Рядом с ним, напряжённо вглядываясь в лесную дорогу, сидел в кабине дядя Ефим.
«Вот оно как… И Пыжов вместе с дядей. Неужто они за поросятами приехали?» — похолодев, подумал Гошка.
Что было делать? Надо, видно, поскорее добраться до Клинцов, предупредить колхозников. И он припустился по лесной дороге. Но потом сообразил, что, пока он добежит до колхоза, поросят всё равно увезут. Уж не лучше ли вернуться обратно к оврагу.
Проехав ещё метров триста, Пыжов, по знаку Кузяева, остановил машину и вылез из кабины.
— Ну и дорога, чёрт ногу сломит! — выругался шофёр, осматривая колёса и рессоры. — Всю машину покалечим.
— Выдюжит твоя тарахтелка, ничего с ней не будет, — сказал Кузяев, вылезая из кабины и оглядываясь по сторонам. — Вот мы и добрались.
— Где же твои дрова? — спросил Пыжов.
— Сейчас увидишь, — ухмыльнулся Кузяев. — Шагай-ка за мной.
Он достал из кузова машины несколько пустых мешков и, держась за кусты, стал осторожно спускаться в овраг. Пыжов развернул машину и, недоумевая, полез следом за Кузяевым. Странная какая-то поездка. Ефим попросил его вывезти из лесу заготовленные на зиму дрова, но никаких дров не видно. Зато, спустившись в овраг, Пыжов увидел загончик из кольев и в нём полдюжины рослых поросят.
— Вот они какие, дровишки-то, у меня, — засмеялся Кузяев. — С жирком, со щетинкой!
— Погоди-погоди, — оторопел Пыжов. — Это уж не беглецы ли из лагеря?
— Возможное дело. Ну да меня это не касается. Словил, приютил — значит, вроде мои.
— Что-то ты чересчур густо загребаешь, Ефим. Я такие дрова возить не согласен.
Он вдруг умолк и вытянул шею — от родничка с ведром в руках шагал Митька. Он вошёл в загончик и принялся поить поросят.
— Вот оно как! — шепнул Пыжов. — Так вы, значит, на пару с сынком работаете!
— Где там на пару, — растерянно забормотал Кузяев, оглядываясь по сторонам: кажется, кроме Митьки, в овраге больше никого не было.
Он подошёл к дверце загончика и с деланным добродушием обратился к Митьке:
— А-а, сынок! Страж колхозный? Ты зачем здесь?
Митька выпрямился и подозрительно оглядел отца и Пыжова.
— А вы… вы зачем здесь? — заикаясь, спросил он.
— Я, понимаешь, беглых поросят тут словил. — Ефим решил говорить начистоту. — А сегодня машина подвернулась. Вот и хочу их увезти да к делу пристроить.
Он вошёл в загончик, поймал поросёнка и, сунув его в мешок, кивнул шофёру:
— Тащи, Семён.
— А может, оставишь эту затею? — заметил Пыжов.
— Давай-давай, не мéшкай!
— Смотри, Ефим, не поздоровится тебе.
— Ничего, всё обойдётся, — успокоил его Кузяев. — Да и ты внакладе не останешься, за услугу с лихвой заплачу.
Пыжов покраснел. До коих же пор ему будут твердить, что он любит прирабатывать «налево».
Одно дело подвезти до базара колхозниц, но помогать сбыть колхозных поросят — это уж слишком…
«Ну погоди ж… Я тебе покажу «с лихвой заплачу», — подумал Пыжов и, взяв поросёнка, понёс его к машине.
Митька бросился было вслед за шофёром, но Ефим остановил его у дверцы загончика:
— А ты пока здесь побудь.
— Батя, ты куда поросят повезёшь? — испуганно спросил Митька. — Продашь кому-нибудь, налево загонишь?
— Сам понимаешь, не обниматься же мне с ними! Всё равно брошены поросята.
— Не брошены они, — поспешил сообщить Митька. — Это из лагеря. Мы их с Гошкой нашли. Скоро за ними подвода приедет.
— Какая ещё подвода? — нахмурился Ефим. — Я этих поросят, можно сказать, из болота вытащил, отходил.
— Батя… — задыхаясь, заговорил Митька. — Ну зачем так, зачем? Сделай хоть раз по-честному. Отвези поросят в лагерь. Скажи, что в лесу их нашёл. Тебе же спасибо скажут.