По взгляду Владимира я понял, к кому именно — конечно же, к Виктору Никифоровичу Гончаренко.
Да, такого хлеба, как у Гончаренко, я нигде в совхозе больше не видел. И хотя не все поля одинаково радовали глаз, — где очень хорошая, прямо богатырская пшеница, а где и похуже, низкорослая, — но ни об одном поле нельзя было сказать, что засеяно оно «неправильно». Просто где-то почвы получше, а где-то похуже.
Когда зашла речь о «божьих» полях, списанных нынче на сено, Виктор Никифорович высказал такое суждение:
— Я бы не стал на сено косить.
— А что же? — спросил у него Владимир Иванович.
— Подобрал бы валки. Ведь в них пять-шесть центнеров доброго зерна. Да еще солома останется, хорошая, витаминная солома. Владимир Иванович, ну зачем же зерну пропадать? Нехай его списано, а оно все же зерно…
Потом я слышал разговор парторга с управляющим первым отделением, в чьем ведении находились «божьи» поля:
— Подумай, Александр Трифонович, может, стоит подобрать валки. Хоть и списанное, а все же зерно — жалко.
Нет, он все же остается по-прежнему агрономом, мой Владимир Иванович, хотя и старается не вмешиваться в чужие функции.
Новый главный агроном круто, с разбегу принял дела, уже чувствует себя уверенно, с людьми разговаривает твердым голосом. Дело как будто знает, энергичен. Наметил севообороты. И вот тут допустил промашку: одно из лучших полей во втором отделении — прекрасно вспаханное, чистое от сорняков — предложил засеять рожью, которая обычно дает здесь небольшие урожаи. Гончаренко ему стал доказывать, что так не пойдет, что тут надо сеять пшеницу, чтобы взять от земли как можно больше. Новый главный агроном ответил:
— Как запланировано, так и будет.
Владимир Иванович, разыскав главного, предельно деликатно поинтересовался, по каким соображениям такое хорошее поле отводится под рожь. Тот ничего вразумительного ответить не смог.
— Вы когда-нибудь имели дело с рожью? — спросил Владимир Иванович.
— Нет еще…
— А Гончаренко сеет ее каждый год. Я бы вам посоветовал для начала заложить опыты на небольшом участке. Экспериментировать на производственных площадях очень рискованно…
Ничего больше не сказал ему Владимир Иванович — пускай сам улаживает свой конфликт с Гончаренко.
Казалось бы, пустяк: немного занесло человека в сторону. С кем не бывает? Но не окажись рядом Дроздова, пойди новый главный агроном дальше тою же неверной дорогой — и уже вскоре может повториться известная история: не на кого будет ему опереться в работе, во все придется вмешиваться самому. И не будет хватать такому главному агроному времени даже на то, чтобы нормально, как все люди, позавтракать…
— Ну, до этого, надо думать, не дойдет, — улыбнулся Владимир Иванович.
О том, что было каких-нибудь три года назад, он говорил теперь как о далеком, невозвратно ушедшем прошлом.
Юрий Бондаренко
БОГАТЫЙ ОВИН
Вот уж чего не любит Нифантий Афанасьевич Баталов, так это когда к нему подъезжают издалека. Сам он привык говорить напрямую: хоть просить, хоть отказывать. Без лишних слов и экивоков.
Однако Пашка, только пришел сегодня из мастерской, начал обхаживать отца: что делал, да как здоровье, да дом у нас, мол, ничего, просторный, жить не тесный… Спрашивается, зачем хитрить, отец сына сызмальства видел насквозь и сейчас, хоть тот и бригадир тракторной бригады, зовется по имени-отчеству, для Нифантия Афанасьевича его дальний подход все равно понятен: хочет во время уборки оставить свою должность на отца, а сам поработать на комбайне.
— Так ведь?
Так, кивает. А то — «дом просторный…»
Другие планы были у отца на этот август. Дело в том, что задумал Нифантий Афанасьевич новый дом себе поставить. Этот-то хорош, слов нет, хотя срублен был еще до войны молодым Нифантием, и сейчас стоит картинкой, но живут они в нем вместе с сыном, а тот тоже мужик с семьей, своим жильем пора обзаводиться. В жизни ведь как — у каждого должен быть свой очаг… Отец с помощью сына срубил небольшой домик, и уж немного осталось до полного завершения.
— Сам знаешь, некогда мне нынче, — начал было Нифантий Афанасьевич.
Но Пашка, видя неуверенность отца, только разгорелся:
— Да что ты, после страды возьмемся, мигом с домом закончим, я и мужиков в помочь позову.
Знает сынок, чем брать отца. После страды… Да, конечно, страда — святая для крестьянина пора. Сейчас Нифантий Афанасьевич па пенсии, времени свободного у него хоть отбавляй, но вот со здоровьишком хуже. Особенно в последний год: в ногах появилась не ведомая раньше слабость — верный спутник старости. Потому-то и хотел Нифантий Афанасьевич нынче уйти от страды, провести август не в поле, а в новом доме — потихоньку полы настелить, рамы вставить, да мало ли что по мелочам, где большого здоровья не требуется.