— А почему? — с безумной усмешкой произнёс он. — Я не хочу уходить от наказания, как твой отец, который убил моего отца!
— Помолчи, Маурисиу, не надо!.. — в отчаянии воскликнула Франсиска, но и теперь не смогла пробиться к сознанию сына. Он продолжал неистовствовать:
— Да, я хочу быть наказанным! За то, что угробил твоего любовника! Вы ведь все этого хотите, не так ли? И мать, и сестра, и жена — все считают меня убийцей!..
— Нет, это не так, успокойся, — хором, перекрикивая друг друга, закричали Франсиска, Беатриса и Катэрина.
А Маурисиу, потративший на эту отчаянную тираду все свои душевные и физические силы, вдруг тихо заплакал, как маленький беззащитный ребёнок, и стал медленно оседать на пол.
Женщины подхватили его со всех сторон, уложили на диван. Маурисиу закрыл глаза и пролежал так, в полузабытьи, около часа.
Всё это время мать, жена и сестра стояли, склонившись над ним и не проронив ни слова.
Потом, когда он очнулся и удивлённо обвёл их глазами, они, не сговариваясь, стали утешать его одними и теми же словами: «Всё хорошо, мы с тобой, тебе надо отдохнуть».
Но Маурисиу, вспомнив всё, что было накануне, сам вернулся к прежней теме, и на сей раз, он говорил вполне спокойно:
— Я ни в чём не виноват. Этих бродяг я прежде никогда не видел. А ружьё решил почистить, потому что на нашей фазенде убили человека. Я думал тогда об опасности, которая нам угрожала... Мало ли что могло прийти в голову тому бандиту!..
— Ладно, сынок, ты не волнуйся, мы всё поняли, — подвела итог Франсиска. — Слава богу, тот бандит нас не тронул. Он, вероятнее всего, уехал обратно в Италию, как и предположил следователь. Забудем обо всём! Нам надо беречь друг друга!..
Глава 20
Простившись с Марией и сыном, Тони не сразу пошёл домой, а ещё долго бродил по улицам, пытаясь осознать случившееся и обдумать свои дальнейшие действия. Труднее всего ему было привыкнуть к мысли, что он теперь — отец, а тот симпатичный мальчуган его сын. Эта, казалось бы, простая истина никак не хотела укладываться в сознании Тони. Разве может человек вот так, вдруг, стать отцом? Разве может сразу полюбить как родного того ребёнка, с которым он едва знаком? И пусть этот ребёнок похож на него, и пусть он каким-то детским чутьём признал в Тони родного отца — всё равно невозможно представить его своим сыном!..
Ошеломлённый негаданно свалившимся на него отцовством, Тони даже на некоторое время забыл о Марии, но потом воспоминания о волнующей близости с ней снова взяли верх, а вслед за ними пришло и мучительное беспокойство: что же делать? Как развязать этот тугой узел, в котором переплелись судьбы двух женщин и ребёнка, сделав несчастной судьбу самого Тони?
Ответа на эти вопросы у Тони по-прежнему не было.
Но он продолжал бродить по городу, не решаясь повернуть к своему дому, где его уже заждалась Камилия. Как он предстанет перед ней в таком состоянии? Ведь она сразу же заметит, что он сегодня особенно взволнован. Да что там взволнован — он ошеломлён, обескуражен, пришиблен обрушившейся на него новостью! Наверняка смятение написано у него на лице, и Камилия это увидит. А потом начнутся расспросы, ему придётся врать и он обязательно где-нибудь запутается, или, не дай бог, проговорится...
Чтобы избежать худшего, Тони решил прибегнуть к меньшему злу, то есть соврать один раз, причём, не дожидаясь расспросов. Надо упредить их, не дать Камилии возможности завладеть инициативой!
И он, придя домой, с порога обнял Камилию, крепко сжал её в своих объятиях и с наигранной страстью прошептал ей на ухо:
— Как я по тебе соскучился!
Потом поцеловал в губы и услышал её изумлённый голос:
— Что с тобой сегодня? Ты ещё никогда меня так не целовал!..
— Не знаю, — ответил он, широко улыбаясь. — Ничего особенного сегодня не произошло, был обычный рабочий день. Но когда я подошёл к нашему дому, то вдруг понял, что соскучился по тебе.
Для Камилии, не избалованной подобными признаниями, его речь была слаще меда.
— А как я по тебе соскучилась! — сказала она, прижавшись к нему всем телом. — Если ты не очень проголодался, то, может, пойдём сразу же в спальню?
Но на такой подвиг Тони не хватило. Он всего лишь заговорщически подмигнул ей и сказал:
— Нет, я голоден как зверь! Давай, жена, корми меня! И не расстраивайся: у нас впереди целая ночь!
Так Тони постепенно осваивал искусство адюльтера и необходимость лгать Камилии, уже не рассматривал как большой грех.
На следующий день Камилия вновь высказала желание пойти с ним на фабрику, причём, сделала это, весьма изящно и кокетливо: