Тепло - холодно, тепло - холодно. Всё чаще и чаще.
- Вот он!
- Где? - Энгит завертел головой. И сразу же побледнел, завидев отца.
Господи, что случилось?
Дойлен сидел за грубым столом под открытым небом - ещё один трактир для посетителей с не слишком тугим кошельком. Сидел и хлебал дешёвое вино прямо из кувшина, проливая красные струйки на одежду. Я знаю, сколько он может выпить, не пьянея. Но сейчас он именно был пьян. В стельку, в лёжку, в зюзю, в умат, ещё бог знает как. Не допив примерно до половины, он поперхнулся и стукнул кувшином по столу, чудом не разбив криво сляпанную посудину. Я разглядела его лицо... Лишь один раз в жизни я видела такое лицо. Когда запил мой свёкор после похорон внезапно умершей жены.
Где-то в груди зашевелился холодный комок страха.
Что случилось?!!
- Он часто так пил? - тихонько спросила я у Энгита.
- Так - никогда, - парень нервно сглотнул. Тоже испугался. - Первый раз вижу.
- Пошли.
Рядом с Дойленом уже нарисовались двое невнятных типов, куда трезвее него и с явными намерениями позаимствовать кошелёк сильно выпившего ведьмака. Когда мы подошли, типы попытались было нас отшить.
- Брысь, - процедила я, демонстрируя непоколебимую уверенность в том, что они просто обязаны мне подчиниться.
Типы не стали нарываться и исчезли. А Дойлен...
Он смотрел на меня так, будто первый раз видел. С изумлением, я бы сказала. А потом в его взгляде засветилась ...радость.
- Ты, - заулыбался он: почти мгновенный переход от смертного отчаяния до светлой радости напугал меня ещё сильнее. - Пришла... А я вот... ужрался...
Не чувствуя ног от страха, я присела рядом. С другой стороны примостился Энгит, всё ещё не знающий, что делать.
- Пойдём отсюда, - сейчас на него нельзя "наезжать", он как раз в той стадии опьянения, когда действуют исключительно ласковые уговоры. Как на ребёнка. - Мне здесь страшно. Пойдём, пожалуйста.
Дойлен покачнулся, схватился за мои плечи. Вплотную приблизилось его лицо - пахнуло потом и винным перегаром. Но это вызывало не отвращение, а новую волну страха. Я боялась не его, а того, что с ним случилось. В полдень он ушёл навестить супругу и старшего сына, а сейчас сидит, вдрызг упившись. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы увязать эти два факта. Мы всегда безоружны и беззащитны перед теми, кого любим. Оттого раны, нанесенные ими, могут стать смертельными. Если в семье стряслось что-то из ряда вон выходящее, могут сломаться и самые сильные люди.
То, что произошло дальше, просто убило меня. Наповал.
- Прости, - прошептал он. Сам качается, руки дрожат, голос хриплый, срывающийся, а глаза - трезвые. - Ты всё это время меня терпела... А я, дурень... Двадцать пять лет... кобыле под хвост... А ты... Ты меня всегда понимала... и сейчас тоже... понимаешь... А я с тобой как последний козёл...
- Пойдём отсюда, пожалуйста, - меня, признаюсь, начала бить крупная дрожь. - Ну, Дойлен, дорогой, я боюсь идти одна. Даже с Энгитом боюсь, он ещё ребёнок, а тут страшно.
- Пойдём... - согласился Дойлен. - Пойдём, милая моя. Тут и правда... неинтересно... А, и ты здесь, сынок? Нечего тебе тут делать... пошли отсюда...
Зрелище было ещё то: женщина и подросток волокут под мышки едва переставляющего ноги здоровенного мужчину. Но мы никого не удивили. Значит, публике сие не в новинку, наблюдают через два часа на третий... Как мы добрались до фургона - не помню. Как-то же добрались, и слава богу. Дойлен, даже будучи зело пьян, держал язык за зубами. Видно, не показалось мне, что глаза у него трезвые. Ноги не держат, сам в непотребном виде, а мозги работают. Мне бы так... Лис и Инген встретили нас у костра. В другое время я бы возмутилась и погнала мальчишку спать, но сейчас было немножко не до того. Испуг в глазах Ингена, сочувствие - у Лиса. Естественные и не самые худшие черты их характеров, но видеть мне сейчас это было больно.
Лис вздохнул и, порывшись в "багажном отделении" под облучком, достал полотнище и две палки - собрался сооружать что-то вроде палатки. Краем уха я услышала, как он тихо велел мальчишкам тащить одеяла.
Лишь с третьей попытки Дойлен сумел забраться в фургон. Я тут же кинулась к кожаному ящичку со снадобьями: полгода общения с опытной травницей научили меня разбираться в травах, и мне не понравился запах того пойла, которым он заливался в трактире. Хорошо, что в этой местности кошку днём с огнём не найти, у нас на такой ядрёный аромат валерьянки сбежались бы усатые-полосатые со всего микрорайона. А если учесть, что валерьянку нельзя принимать одновременно с алкоголем, и то, сколько Дойлен выпил, то нейтрализовать её нужно немедленно, пока ему плохо не стало. Грабителям фиолетово, что станется с их сонной жертвой, а мне - нет... Бутылочка с настоем остролиста для приготовления тонизирующих напитков. Крепкий кофе был бы лучше, но и это тоже неплохо... Он выпил бы весь настой, залпом, если бы я не налила порцию в чашку. С этим тоже перебирать не стоит... Вот. Теперь он заснёт естественным сном алкоголика, а не под действием лошадиной дозы валерьянки.
- Ложись, - убрав снадобье, я откинула меховое одеяло. - Тебе выспаться надо. Ну, пожалуйста, не упрямься.
- Ты меня... простила, да? - он снова улыбался. И опять в его глазах не было и тени опьянения. Вот язык заплетался, это факт. - Вместо того, чтобы палкой по темечку... Потому что заслужи-и-ил...
Качнувшись вперёд, Дойлен схватил меня за голову и крепко - у меня чуть не в буквальном смысле сердце остановилось! - поцеловал... К прежним "ароматам" примешался ещё привкус усиленного магией зелья, но не было той горечи, которую я почувствовала сегодня днём.
- Простила? - снова спросил он, едва я отдышалась.
- За что? - спросила я. С одной стороны, мне это нравилось всё меньше и меньше, а с другой... Чёрт возьми, двойная магическая преграда между нами прогнулась под его давлением и тихо лопнула, заставив меня дрожать от страха ...и чего-то ещё, странного. Вино, что ли, так действует?
- За всё, - что ж, какой вопрос, такой ответ. И язык у него уже не заплетается. - За всё... Иди ко мне, любимая...
- Дойлен, ты что? Ты что де...
Заткнуть женщине рот поцелуем - древний, как мир, приём. Я бы верещала от страха, но не могла издать ни звука, кроме невнятного мычания. Я отбивалась, как могла, изо всех сил... Будь у нас впереди безопасное путешествие и много-много лет в запасе, не было бы никаких возражений. В конце концов, кое-что между нами было, и быльём ещё порасти не успело. Но не сейчас. Не сейчас, когда на нас охотятся, когда каждый неверный шаг приведёт к быстрому и страшному концу!.. Но, видно, есть бог. Не суть важно, на небе или в душе каждого из нас - он меня услышал.
Дойлен выпил слишком много для того, чтобы совершать ещё и постельные подвиги. Он попросту захрапел, придавив меня всей своей массой.
- Ч-чёрт... - выдохнула я, осознав, что случилось. - С этим надо что-то делать.
Собственно, его можно понять: здоровый, полный сил мужчина столько времени рядом с женщиной. Но его извиняет только количество выпитого, сама будучи "под мухой" чуть не натворила глупостей. А то, почему он напился... Несмотря на любопытство, лучше не спрашивать. Захочет, так сам расскажет. Не захочет - из него и клещами не вытянешь.
Кое-как выбравшись на свободу и поправив платье, я всё-таки решила не перебираться в палатку. Дойлен уснул, и магическая преграда опять была на месте. Раз человек в сильном подпитии так на неё действует, то... лучше нам с ним вообще не пить. Но, проснувшись, он должен увидеть меня рядом. Почему, спрашивается? Потому что поговорка есть такая: "Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке".
"Любимая..."
Этого несчастного угораздило в меня влюбиться. Остаётся узнать, что именно его к этому подвигло. В том клубке отношений, который завязался у нас, лишних ниток быть не может.
В конце концов, кто-то же должен дать ему утром хлебнуть винца на опохмел...