Ошалело выпучив глаза и потеряв всякое соображение, Нук толкнул дверь. Волоча сумку, он вошел в сумрак небольшой прихожей. В ней совершенно неуместно пахло сыростью нежилого помещения.
- Начнем, - сказал Нук дрожащим голосом, пытаясь возбудить в себе вчерашние чувства.
- И закончим, - вдруг услыхал он насмешливый голос, и чьи-то руки выдернули у него сумку.
- Отдай! Отдай! - завопил Нук, наугад махая руками.
Но тут руку перехватили, больно заломили в кисти, и тот же голос очень спокойно предложил:
- А теперь выйдем на свежий, очень полезный воздух.
Его вытолкнули на улицу. У подъезда стоял полицейский автомобиль, из тех, которые придаются медицинской службе. На его дверце мирно соседствовали медицинская эмблема - белокрылая птица, несущая в клюве скорлупу с живой водой и эмблема полиции - меч в обрамлении дубовых листьев.
Через раскрытую дверцу на него рассеянно посматривал врач в распахнутом халате.
- Урожайный день, - сказал он тому, кто вел Нука. - Девятый эомикист.
- Пустите меня, - неожиданно тонким и жалобным голосом попросил Нук. Я же ничего не сделал.
- У меня скоро все нейролептики закончатся, - заметил врач, исчезая в салоне.
- Заходи, - рослый полицейский в выцветшей голубой рубахе толкнул Нука в спину, и тот неуклюже полез внутрь, постанывая от боли в руке.
- Я не хотел, - заскулил Нук. - Я бы никогда не решился взорвать этот замечательный дом.
- Какой дом? - переспросил вошедший следом полицейский. - Ах, вот этот. Не дом это, дружок. Бутафория одна. Чтобы вы собирались к одному месту. Так вас легче вылавливать. В этом доме одна только прихожая и есть. Таких, как ты, ревнивцев-мстителей мы вылавливаем в день до десяти человек.
- Где же, где живет прекрасная Эомика? - спросил Нук со жгучим любопытством.
- Нигде,- с усмешкой отвечал врач, подняв шприц и легким нажатием на поршень выдавливая воздух.
Заметив ошеломленное выражение на лице Нука, он пояснил:
- Нигде не живет, потому что нет ее на свете и не было. Эомика собирательный образ, синтезированный центральным компьютером на основе женского идеального образа десяти тысяч среднестандартных мужчин.
- Эомика! Эомика!'! - вдруг закричал Нук и, хрипя, стал рваться из рук полицейского.
Лицо у него побагровело, глаза выпучились. Вырваться из рук полицейского Нук не мог, и тогда он начал биться головой о стенку машины. Но стенки были покрыты мягкой обивкой.
И тут Нук почувствовал, как в руку ему впилась игла. Почти сразу же ноги его подкосились, голова упала на грудь, и странное безразличие ко всему овладело им. А потом он уснул.
Во сне Нук улыбался, и губы его шептали:
- Э-о-ми-ка...
7
Мурк напевал себе под нос и провожал насмешливым взглядом редких прохожих. Если бы кто-нибудь из них мог представить, что он сжимает в руках, что завернуто в эту старую рвань!
Ощущение опасности приятно волновало. Все чувства обострились. У Мурка не было четкого плана. Жизненные ситуации чрезвычайно разнообразны, и строгая схема глупо и безвозвратно все испортит. Главное - импровизация, красивая и четкая, как в исторических детективных фильмах.
Быстро темнело. Огромные дома, словно шторы, закрыли заходящее солнце, отгородили улицу от синего вечернего неба. Вне города еще был ранний вечер, напоенный тихим светом. На улицах города уже царила ночь, отжатая к стенам домов белесым светом ночных фонарей.
Ночь. Мурк никогда раньше не представлял, что ночь может так волновать, так много говорить чувствам. Оказывается, это не просто время суток. Это время, когда исчезает сухая рационалистичность, когда будничная деталь становится символом и волнует до головокружения, когда мельчайшее событие становится предвестником желанных встреч и необычайных приключений. Ночь - час влюбленных, поэтов и преступников.
Тротуар двигался мимо старинного тридцатиэтажного домика. Решение у Мурка возникло внезапно. Он соскочил на неподвижный тротуар и не спеша направился к зданию.
Войдя внутрь, Мурк увидел слева от входа стеклянную будку. Она казалась совсем крошечной в огромном вестибюле. В ней дремал седобородый привратник, подперев подбородок веснушчатой от старости рукой.
Мурк подошел к будке и постучал костяшками пальцев по стеклу. Старик что-то пробормотал и, не раскрывая глаз, махнул рукой в сторону лифтов.
Но Мурк не унимался. Он постучал еще раз - громче и настойчивее. Старик открыл глаза и, подняв густые брови, с неудовольствием посмотрел на молодого наглеца.
- Скажите, пожалуйста,- сказал Мурк первое, что пришло в голову, семьсот тридцать первая квартира, это какой этаж?
Старик нехотя ответил, продолжая сверлить посетителя взглядом.
Чем-то ему не нравился поздний гость. Что-то необычное было в его поведении.
И только когда Мурк, пятясь задом, отошел к лифтам, привратник понял, в чем тут дело: молодой человек что-то прятал за спиной. Но слабая волна любопытства была тут же подавлена тяжелой дремой. Прячет. Ну и что тут такого? Прячет, значит, ему надо прятать. Лишь бы спать не мешал. Старик оперся на другую руку и сразу же задремал.
Мурк направился к группе лифтов, ждать ему пришлось недолго. Подошел средних лет мужчина и нажал на кнопку крайнего. Дверца с шорохом скользнула в сторону и мужчина вошел. Мурк впрыгнул в лифт за мгновение до того, как закрылась дверь.
Незнакомец недоуменно взглянул на него и сказал в микрофон:
- Двадцать пятый.
- Тридцатый, - преспокойно добавил Мурк. Лифт заскользил вверх.
"Ну, отсюда-то ему удрать некуда. Придется беседовать", - подумал Мурк.
- Облицовочка у ваших лифтов, - произнес он самым непринужденным тоном.- Неважнецкая облицовочка.
- А?! Что?! - вздрогнув, выдавил его спутник, глядя на него насмерть перепуганными глазами.
- Слишком яркая. Красная слишком. Прямо как кровь, - пояснил Мурк.
"Как кровь..." - повторил кто-то внутри его, и Мурку вдруг сделалось жарко.
Лифт замедлил движение, остановился. Мужчина стал вплотную к двери, чтобы выйти сразу же, как только она откроется.
Мурк молниеносно заблокировал дверь и, коротко взмахнув трубоскопом, ударил мужчину по затылку. Плечи у незнакомца обмякли, он сгорбился и завалился вперед. Мурк ухватил его за шиворот, подтащил к стенке и попытался посадить. Ничего не получалось, обмякшее тело каждый раз валилось набок.
"Да что это я? - подумал Мурк.- Почему это я решил, что он непременно должен сидеть?" Он положил его на спину, заботливо подложил ему под голову свой пиджак и проверил, есть ли в кармане удостоверяющая карточка с личным шифром.
Пора было уходить. Человек приходил в сознание. Он стонал все громче и делал судорожные движения руками, будто хотел на что-то опереться и встать.
Мурк огляделся. Достаточно ли следов? Он вынул из кармана расческу, прижал к ней по очереди пальцы правой руки и положил на пол у входа. Затем Мурк не спеша вышел из лифта и сказал в открытую дверь:
- Тридцатый этаж. Пуск.
Мурк пересек вестибюль и подошел к привратнику. Старик спал, положив голову на скрещенные руки, и храпел так жутко, словно погибал от удушья. Мурк постучал в стекло. Привратник вздрогнул и поднял голову. На его щеке красным кружком отпечаталась запонка.
- Ну, что еще вам? - с раздражением пробормотал он, узнав недавнего посетителя.
- Спасибо,- не без ехидства поблагодарил Мурк. - Квартиру нашел.
Глаза старика прояснились.
- Эй, ты, шутник,- проговорил он со злостью. - Вот я сейчас полицию вызову. Она шутить не любит.
- Ну что вы, зачем же сразу полицию?! Мурк притворился испуганным.
- Я уже ухожу. До свидания.