Выбрать главу

– А где механизатор? Живой хоть?– переодеваясь в спецовку, спросил Семеныч.

– Живой, пьяных бог бережет. Ох и попал он, мама не горюй. Дурень несчастный, до пенсии будет на полставки работать лопатой.

И понеслось.

Через восемнадцать часов я стоял под душем, и дрожащими от усталости руками пытался вымыть из волос запах свежего свинячьего навоза. Перемазались, как черти, пока сначала все срезали, а потом по новой собрали. И пропахли соответственно. Но сделали, все заработало, фермерские электрики все новопривезенные движки запустили. Пришлось на ходу импровизировать, подгонять новые редуктора, соединять и надставлять ленты. Так что сейчас в бункер подается свеженький навоз. Вот уж покакать эти свинки мастера. Впрочем, покушать они тоже мастера.

Выйдя из душа, я долго принюхивался к себе, и не мог понять, отмылся или как. Остальные вели себя подобным образом. Все устали как черти, которым досталась сверхурочная партия грешников.

Место нашего нынешнего пребывания было в небольшом ладном украинском селе. Натурально, вечера на хуторе близ Диканьки. Только вишни во дворах растут пополам с апельсинами. Небольшая церковка сверкала маковкой из оцинкованного железа. Ровные улицы, сходящиеся к майдану. И жили здесь украинцы пополам с вьетнамцами. Вьетнамцы работали в основном на рисовых чеках, а украинцы на свиноферме. Она на самом деле огромная, сорок тысяч свинок – это очень много. Одна из четырех таких ферм, принадлежащих Коршунову, в Московском протекторате, которые поставляют свинину Русской Армии и Демидовску. Расположена она, правда, не очень удобно, на машине минимум восемь часов от нас добираться. Поэтому нас на самолете сюда и привезли.

В большом и чистом дворе был накрыт белой скатертью большой стол, за которым мы постепенно собрались после душа.

– О, сам хозяин едет,– ставя на стол большущее блюдо с варениками, заметила дебелая жена председателя. Что интересно, они говорили очень чисто по-русски, а вот их соседи на причудливой смеси русского и украинского языков. Про вьетнамцев и говорить нечего, только материться пока толком и научились. Вьетнамцы, кстати, московские. Их в Москве на какой-то облаве накрыли, и вместо депортации сюда спихнули, оппоив сонным питьем. Впрочем, благодаря Коршунову, они весьма неплохо устроились.

Из остановившегося черного Геленвагена вышел здоровый, немного тучный мужик в милицейском камке с генеральскими погонами. На широкой груди поблескивали «поплавки» училища и академии, колодка с наградными ленточками. Интересно, кто это? За вездеходом остановился серая пассажирская Газель с надписью ОМОН.

К генералу подошел председатель. Обстоятельно, без подобострастия он отчитался о проделанной работе. Ответил на заданные вопросы. И вместе с генералом пошел к нам.

Генерал подошел а к нам, невольно привставшим из-за стола:

– Добрый день, мужики. Спасибо вам за вашу работу, сейчас можете пройти в контору, получите деньги. А потом пообедаете, и вас отвезут домой. Ехать, конечно, дольше, но гонять самолет уж очень накладно, я сам на машине езжу, когда не тороплюсь.

После этого генерал пожал нам всем руки и собрался было уходить, но возле меня задержался. Хмыкнул, достал из кармана ежедневник в кожаном переплете, полистав, нашел нужную страницу:

– Рост 180-185 см, тяжелый, за сто килограмм весом. Плечи широкие, грудная клетка мощная, очень накачанные ноги. Волосы темные, глаза карие, нос прямой, губы узкие, надбровные дуги выпуклые. Над левой бровью должна быть ссадина.

Не ты ли моего капитана Сысоева под Новой Одессой поколотил три недели назад?

– Я, тащ генерал-лейтенант. Нечего было к моей невесте лезть,– я невольно подобрался. Вот уж не думал, что та драка здесь икнется.

Но генерал усмехнулся:

– Ладно. Проехали. Но в следующий раз учти – нас здесь не очень много, чтобы своим же телесные повреждения средней тяжести наносить. Он неделю назад из госпиталя вышел, сильнейшее сотрясение головного мозга, хотя я и сомневаюсь, что у него мозги вообще есть. Как он до капитана дослужиться умудрился?

Иди, давай, жених, получай деньги,– и генерал пошел в контору.

Выдохнув с облегчением, за ним пошел и я, догоняя мужиков. Там получил под роспись свои пять сотен, и вышел во двор. Подошел к сидящим за столом парням, уселся на тяжелую скамью.

– Малик, не помнишь случайно, какой коньяк Рабинович заказывал в Демидовске?– неделю назад мы с Маликом случайно стали свидетелями, как глава заказывал у лавочника какой-то дорогущий коньяк из Старого Света.

– Нет, не помню. Но лавочник-то знает, спросим. А что, думаешь, надо взять?– Малик накладывал себе парящих вареников.

Я тоже наложил в тарелку большую гору вареников, поблагодарил хозяйку, взял лафитничек с горилкой. Чокнувшись с парнями, выпил, чувствуя, как крепкий напиток огненным шаром стекает по пищеводу. В желудке потеплело, и постепенно начала отпускать дикая усталость. Редко когда приходится практически без перерыва тридцать часов подряд работать.

– Нужно взять. Сам понимаешь, глава нам отличную шабашку подкинул, нужно отблагодарить. А то в следующий раз может и мимо проплыть, – я макнул вареник в сметану, и с удовольствием закусил.

– Ага, точно. Хоть маленький откат, но нужен. Полкуска за такую работу – нормально!– Толян согласно кивнул головой, и начал разливать по новой.

Тем временем из открытого окна донесся рев разъяренного генерала:

– Ты что, Иван, полный дуб? Какого х.. ты на погрузчик пьяный полез? Тебе что, глава протрезветь время бы не дал? Мы что, звери полные? Не понимаем, что у тебя горе?

Но твоя жена умерла, а ты, идиот, ни хрена о сыне думать не хочешь. Ты хоть знаешь, на сколько попал? Благодари моего бухгалтера, что у него связи есть среди руководства за речкой, а то они бы такой счет мне выставили.

Короче, год на лопате. Потом погляжу, как работать будешь. Половина зарплаты на погашение долга. Не будешь пить, через год переведу в Москву или Одессу, на стройку механизатором, там заработок выше, быстрее расплатишься. А сейчас иди отсюда, от греха подальше!

Из конторы выскочил взмыленный мужик лет сорока, вытер пот рукавом, вздохнул облегченно и пошел восвояси.

Нам Марфа Матвеевна рассказала, в чем дело было.

У него жену какая-то дрянь в ванной комнате укусила, какая-то здоровенная мокрица. Пока прилетел вертолет, пока довезли до Москвы, она и умерла. Эту мокрицу на исследование забрали, а тело женщины обратно привезли. С тех пор у мужика и запой был.

В конторе продолжили разговаривать:

Ну как, Антон Петрович, решили насчет технаря в Демидовске? – генерал постепенно успокаивался.

– Да решили, просто боязно так далеко девок отпускать. Мы же часто к ним не сможем ездить.

– Ничего. Там народ не кусачий, все свои.

– Так, товарищ генерал, народ-то может и не кусачий, так парни злопихачие, городские. А дочки у меня деревенские.

– Так и хорошо! Они у тебя красавицы, глядишь, женихов привезут. Не забывай, девок пока маловато. А радиотелемастер здесь еще долго работой обеспечена будет. Короче, иди дочерей собирай, я отсюда через Демидовск поеду, дела, вот твоих заберу, пусть поступают. По дороге подумают, на какой факультет, – и вскоре генерал вышел из конторы, и вместе с председателем уехал куда-то на УАЗе.

Хм, вот уж не ожидал самого Коршунова увидеть. Странно, он без помпы и охраны ездит, даже «люстры» на машине нет. Причем он произвел не самое плохое впечатление при личном знакомстве. Если честно, то это несколько противоречит моему представлению о министре внутренних дел Москвы. По словам военных, он попал сюда из той Москвы, где умудрился зажилить больше двухсот миллионов долларов.

– Марфа Матвеевна, а какой он из себя работодатель? Давно с ним работаете?– спросил у хозяйки я.

– Да нормально все, как при Союзе в нашем совхозе было. Гоняет и в хвост и в гриву мужиков, но платит, заботится о технике, ОМОН вон с вашими егерями уже лет пять как бандюков из Латинского Союза так тряхнули, что они сюда и носа по Амазонке теперь не кажут. А то неспокойно было, моего старшего даже здорово подранили, полгода в госпитале лежал. Так что сейчас спокойно, вон какую ферму отгрохали. Сам-то он почти одновременно с вашим Демидовым появился, и здесь, в Москве обустроился. Уж как на него начальники московские давили, чтобы он их сторону противу Демидова занял. Нет, говорит, мое дело Внутренние Войска и защита людей, а между собой сами разбирайтесь, – дородная женщина выставила на стол большое блюдо с ватрушками с творогом и вареньем.