Прикосновение ее пальцев разрушило чары. Вместе с этим пришло воспоминание.
В саду было нечто важное.
Два из четырех прожекторов зажглись, словно маленькие серебряные солнца. Сад, огороженный с трех сторон высокими стенами, стал неузнаваемым.
Трава и сорняки на лужайке вымахали высотой по пояс. Шиповник задушил жимолость. Я увидел заросли колючек и белые цветы сорняков, клонившиеся к земле.
Широкая кривая тропинка из разбитого булыжника вела к стене, и старая деревянная дверь, выходившая на пустырь, была едва различима за сорняками и полевыми цветами. Затем – дерево. За ним не ухаживали более двадцати лет, и оно превратилось в монстра с тяжелыми ветвями, клонившегося на одну сторону под тяжестью зеленых яблок. Старый, кривобокий великан.
Несмотря на отсутствие ухода, все цвело и плодоносило. Оказывается, небрежение не всегда плохо.
Я услышал подле себя какой-то звук и оглянулся. Это была девушка, Элис. На ней были джинсы и дешевая футболка. Теперь она выглядела более естественно.
– Я сюда еще не заходила, – сказала она спокойно и остановилась подле меня. – Никогда не жила в доме с садом. Зачем он?
Я подошел к плодоносящей стороне дерева и снял два яблока. Они были такими же, как те первые, которые сорвала для меня Мириам. Зеленые с розовым бочком. Я протянул одно девушке. Она недоверчиво смотрела на меня. Я потер блестящую кожуру рукавом рубашки и откусил. Она сделала то же самое, не отрывая от меня глаз.
Они все еще немного пахли смогом. Вкус у них был не слишком кислый и не слишком сладкий. Я не был в претензии. Все же это лучше того, что я ел в Гвинете.
– Сады существуют для того, чтобы напомнить тебе: к мире есть что-то еще, кроме зданий, автомобилей и денег.
Она рассмеялась.
– В самом деле?
Воспоминание было ярким. Впрочем, это может подождать.
– Я бы хотел ключи, – сказал я.
Зеленые глаза сверкнули немного обиженно.
– Отдайте.
Ключи оказались у нее в кармане. Они были новыми, с ярлычком из мастерской, в которой их выточили.
– Вас прислал сюда черный мужчина? Стэплтон? Пожилой. Седеющие волосы. Под носом щетина?
Она кивнула.
– Его фамилии я не знаю, но похоже, что он. В таких случаях вопросов не задаешь. Я просто услышала, что им нужен человек, который устроил бы радушную встречу. Они наняли меня накануне. Сказали, чтобы я вымыла самые загаженные места. Позаботилась бы об электричестве и прочих коммунальных услугах.
Она сложила на груди руки и неловко продолжила:
– Со мной договорились, что, когда вы придете, я сделаю то, что вам понравится. Думаю, он хотел сделать вас счастливым. Извините, я не думала, что расстрою вас.
– Вы меня не расстроили, – искренно сказал я.
– Они дали мне пятьсот долларов, Бирс. Это большие деньги.
Разумеется, сумма не была большой. Даже и двадцать три года назад.
– Вы могли бы их получить от двух клиентов в Вестмонте, – сказал я.
– Что? Я не проститутка.
Ее лицо гневно вспыхнуло, в нем проступили ум и благородство.
– Кто же вы тогда?
Она подумала, прежде чем ответить.
– Я человек, который зарабатывает себе на жизнь. Вернее, старается. В наши дни многим приходится этим заниматься. Кроме того, у меня на то есть свои причины.
Я взял ее за запястья, повернул к себе руки и внимательно вгляделся. Следов уколов не было.
– Что это за причины?
– М-м?
Они всегда держали это при себе. Я похлопал по карманам ее тугих джинсов, не обращая внимания на сопротивление. Коричневый пузырек оказался в левом кармане. Я вынул его и помахал перед ее лицом. Фармацевтический ярлычок. Что-то не так.
– Это от сенной лихорадки, болван. – Она вывернулась из моих рук. – Правильно говорят: бывших копов не бывает. Могу я забрать свое лекарство? Да что же это такое?! Я у вас и проститутка, и наркоманка. Не много ли обвинений для меня одной? Как вам удалось жениться? Может, приворожили?
Забавно: Мириам говорила что-то в этом роде. После нашей близости меня клонило в сон, а она становилась разговорчивой.
«Скажи, в чем твой секрет, Бирс? Приворот?»
Секрета ей я так и не открыл.
Я посмотрел на ярлычок и открыл флакон. Он был до середины наполнен белыми безобидными на вид пилюлями. «Должно быть что-то, – подумал я. – Настоящая причина».
– Спасибо за яблоко, – сказала она, отвела назад руку и швырнула огрызок так далеко, как смогла.
Огрызок мелькнул в ярком свете прожектора, перелетел через высокую стену и упал за бывшим складом. Хороший бросок. Мощный.
– Вы правы. Мне лучше уйти.
– Это Стэплтон дал вам запись Хорнсби? Ту, что вы поставили в спальне.
– Так это был он? У стариков встречаются неплохие мелодии.
Я заморгал.
– Какие старики? Это восьмидесятые годы. Начало восьмидесятых. Все это время я сидел в одиночной камере, и ничего другого у меня не было.
Элис облизнула губы, не решаясь сказать то, что было у нее на уме.
– Бирс, это старая музыка. И вы старый.
Я взглянул на свои руки. Оглядел себя.
– Я ничуть не изменился. И не чувствую, что стал другим.
– О'кей, – согласилась она. – Вы не изменились, изменился мир, что одно и то же.
– Он попросил вас присматривать за мной?
– Нет.
– А о чем он вас попросил?
– Ни о чем. Я же сказала. Он хотел, чтобы вы почувствовали себя счастливым. Вот и все.
– И что же, за такую сумму вы соглашаетесь провести ночь с человеком, осужденным за убийство собственной жены и ребенка? В доме, где, как полагают, он и совершил это преступление?
Она покраснела.
– Что до платья, то это была моя идея. Я уже извинилась. Иногда… – Она скривилась. – Послушайте. Физический контакт – самый легкий способ общения с большинством мужчин. Так можно избежать неловких вопросов. Это все равно что поздороваться.
Я искренне рассмеялся, и даже сам удивился неожиданности этого.
– Для того чтобы поздороваться, есть множество способов.
Она смотрела на меня с тревогой.
– Двадцать три года? – спросила она.
– Плюс сорок семь дней, – уточнил я. – И просто, для вашего сведения, я не попадаю и никогда не попадал в категорию «большинства мужчин».
– О боже, да вам еще столько нужно узнать! Вы сказали, что не убивали их.
Я кивнул в сторону высокой стены в конце сада.
– Скажите об этом тем людям.
– От меня ничего не требуют. Во всяком случае, это ничего не значит. Они не знают, кто вы такой, Бирс. Им плевать.
Ей не понравилось, как я на нее посмотрел.
– Кроме того, – добавила она, – вас выпустили. Виновных ведь не выпускают. Помните?
– Нет, – честно сказал я. – В этом-то и проблема.
Я пошел к невысокой южной стене, в том углу мы держали садовый инвентарь. Рядом с граблями стояла ржавая лопата. Я выдернул ее из виноградных зарослей, прошел сквозь высокую траву к концу сада, к цементной трубе. Там когда-то бежал настоящий ручей, а не воображаемая линия на карте.
У большинства городских полицейских имелись собственные боеприпасы. Когда в спальне пальцы Элис ощупали меня, я вспомнил, где хранил свое оружие. Я держал его у цементной трубы возле птичьей кормушки, заказанной Мириам.
Это была неплохая задумка. В случае тревоги я бежал в сад к кормушке и нащупывал маленькую ручку в цементном блоке.
Сейчас все заросло: густая трава затянула металлический крючок, за который я поднимал крышку. Я убрал лопатой землю, нашел то, что искал, сильно потянул и заглянул в маленькое прямоугольное отверстие, которое много лет назад вырыл в твердой глинистой земле.
Оказалось не совсем так, как я помнил: немного глубже. На дне стоял металлический ящик. Он проржавел и стал менее заметным, чем раньше. Сверху нападали листья и мертвые жуки. Сюда более двадцати лет никто не заглядывал. Я нагнулся, сунул в яму правую руку и вытащил ящик. После уговоров Элис со стоном дала мне монету. Я поковырял ею, открыл водонепроницаемую крышку и сунул в ящик руку. Там по-прежнему лежал уже заряженный служебный револьвер и три коробки с патронами. Хранить оружие было запрещено, тем не менее большинство офицеров нарушали запрет, раздобыв ствол, и держали его дома на всякий случай.