Вдруг ярл спросил:
- А ты чего не ешь?
И улыбнулся. По-хозяйски. Так улыбаются, когда кормят собак - своих, прирученных. А, даже так! Какой он, этот ярл, надменный! И самоуверенный! Ну что ж! И ты тогда резко... Нет, ты все же сдержался. Сжал кулаки, не потянулся к ножнам, а только отвернул от него, от надменного ярла, свое горящее гневом лицо и смолчал. Тогда он снова спросил:
- Так почему не ешь?
Но ты уже окончательно пересилил себя и потому ответил просто:
- А я не голоден.
Ярл рассмеялся и сказал:
- Вот это хорошо. Я не люблю голодных. - Потом подумал и добавил: Правда, и сытых тоже.
И посмотрел тебе прямо в глаза. Он, наверное, ожидал, что ты снова отвернешься или хотя бы побагровеешь от гнева, начнешь кричать, а то и вообще схватишься за оружие. Но вместо этого ты только насмешливо улыбнулся и сказал:
- Быть может, ты, ярл, и прав. Но разве это так важно? Кто голоден, пусть ест, кто сыт, пусть пьет. А я - просто воин. Живу мечом и от него и сыт, и пьян.
- Но ты же его продал!
- Нет, ярл. Не продал - только показал. И он тебе понравился. И ты готов платить мне за него. Ну так плати!
Ярл зло прищурился, долго молчал... а после рассмеялся, встал и приказал:
- Вина! Мне и ему - вина!
Слуга подал вам чашу - одну на двоих...
И с той поры ты с ним уже не расставался. Вместе вы ходили на Тэнград, на Ровск, на Глур и во многие другие места. Судьба благоволила вам, ты, Хальдер, всякий раз продолжал оправдывать свое прозвище Счастливый, и потому если кто-нибудь из здешних воевод вдруг заводил речь о том, что, мол, это негоже, когда каким-то белобровым чужакам дают столько власти и силы, тогда ярл Ольдемар тотчас гневно поднимал руку и требовал... Да что и говорить! Ярл Ольдемар был настоящий ярл. Был...
...Да! Хальдер зажмурился. Дышалось тяжело. Уже совсем стемнело. И вот опять внизу кричат, теперь уже намного громче. И вот теперь оно, пожалуй, и начнется: они снимут кольчуги, выйдут в круг, загремят бубны, завоют рога, они пойдут плясать - с мечами. Посол уже сейчас, небось, довольно ухмыляется. А был бы Ольдемар, так разве бы посмел этот наглец даже глаза поднять? Нет, конечно!
Но Ольдемара давно уже нет. В тот год, когда случилось так, что он ушел, ты, Хальдер, был...
Нет, ты ведь и тогда был тоже просто воином, тоже имел ночлег вот в этой самой горнице, и на этой же самой стене висел твой меч - пока еще простой, не этот. А Ольдемар к той памятной весне уже ох как заматерел! Тогда, лишь только снег сошел, были к нему послы с поклонами - пять ярлов из двенадцати признали его старшим. Это была большая удача! Но ему и этого показалось мало, и потому он грозно спросил у послов:
- А после меня кто будет моим восприемником?
- А твоим восприемником, - они ему ответили, - будет над нами твой сын Айгаслав. Его почтим.
Вот так-то вот! Чего он, Ольдемар, и домогался, то есть отныне он и его род - старший над ними! И в том они клялись перед кумирами, ярл жег рабов, был пир. А Айгаслав... Трехлетний Ольдемаров сын Айгаслав был крепким, смелым и смышленым мальчиком. И он еще...
Да, было это! Бывало, ярл посадит сына на колени, взъерошит ему волосы и скажет:
- Вот этот знак - он неспроста. Сын, значит, будет счастлив. Я только пятерых ярлов прибрал, а он, я думаю, их всех вот здесь вот, в этом кулаке, будет держать! Так, Хальдер?
И ты отвечал:
- Да, это так, - и согласно кивал.
У Айгаслава и действительно был знак - родимое пятно у левого виска. И всё, казалось, было хорошо - пять ярлов покорилось Ольдемару, шестой, ярл Бурилейф, просил о снисхождении, седьмой, а с ним восьмой...
Вот ты тогда к восьмому и отправился - не жечь, а только поучить да указать, так Ольдемар тебе велел, да и большой дружины он тебе не дал и ты пошел лишь со своими, с белобровыми. Прошли один удел, второй, учили, они каялись. И вдруг тебе известие: Мирволод, самозванный ярл, взошел на Верх, а Ольдемар убит! И сын его убит, а Ярлград затаился, молчит - так говорили...
Да, говорили так! Мирволод с братьями ворвался к Ольдемару и зарубил его. И сына. И жену. Потом их, обезглавленных, как падаль побросали в реку. Ярлград молчал, дружина помолчала да пришла и поклонилась, и сложили мечи у ворот, Мирволод их топтал, смеялся, а после взялся раздавать обратно...
И они брали те мечи! И целовали их, клялись Мирволоду - и он те клятвы принимал. Вот так страна! А вам как быть? Вам, белобровым чужакам, которых-то и прежде не очень любили?! И тут-то вот...
Ну, да! Вот так оно было тогда: с того кровавого известия прошло всего семь дней, как воин Хальдер - просто воин - нашел на берегу ребенка; живого, невредимого, и только багровый шрам у него на горле напоминал о том, что голову ему...
А вот живой он, сами это видите! То было чудо! Небывалое! И потому, когда ты, просто воин Хальдер, пришел с тем мальчиком в Ярлград и показал его народу, Мирволод тебе не поверил.
- Нет! - закричал он. - Нет! Врут чужаки! Ведь я же сам его... Нет!
- Да! - кричали из толпы. - Да! Да! Он это! Это наш Айгаслав! Наш ярл! Наш ярл!
И вот тогда...
Нет, Хальдер, ты и после этого остался просто воином, жил в этой самой горнице, и был у тебя тот же самый тюфяк, набитый тем же самым волосом. Меч, правда, у тебя был уже не тот, простой, а этот, нынешний, который нынче утром так понравился послу.
Да разве только ему одному?! Ты вспомни, Хальдер! Когда ты взял - вот так вот - Айгу на плечо и придержал его левой рукой, а правой вырвал этот меч из ножен, то сразу...
Да! То сразу всё и началось: Мирволода судили самосудом, а тех, других, кто болтал лишнее, кто сомневался, кто не верил в спасение Айги тех с берега, как падаль, побросали в воду. Ярлград сразу успокоился. А за ним и вся остальная Земля. Потом, когда Айга подрос, ты начал брать его с собой в походы, учил его владеть оружием и вообще давал ему много советов. И вот теперь ярл возмужал, он храбр и щедр, а его Земля расширяется и богатеет. Но только что ему теперь эта Земля, если знающие люди говорят, что на свете есть места и получше. В прошлом году он повелел - и ты повел его дружины в Руммалию. Глянуть, что там...
Хальдер вздохнул, закрыл глаза...
Там, в Руммалии, море очень теплое, оно даже зимой не замерзает. И там, на этом теплом морском дне, круглый год растут цветы. Ты, перегнувшись через борт, показывал на них, воины ныряли за ними и приносили их тебе. Цветы были без запаха, на солнце они быстро блекли, а потом каменели. А может, это были совсем не цветы, а просто вот такие странные, диковинные камни. Те камни, говорят, растут как живые. А берег там, в Руммалии, скалистый и высокий. Но он совсем не такой, как Берег Белобровых, потому что там, в Руммалии, скалы режутся ножом, вот до чего они мягкие. И лесов у них нет, у них есть только сады. Деревья в тех садах высокие и стройные, листья на них зеленые и никогда не опадают. В садах у них всегда прохладно. Зато дороги у них безобразные, сплошная пыль да жар. И вообще, жар там всегда такой, что днем вся Руммалия словно вымирает...