Мира взяла мою руку в варежке в свою, и после этого нам обоим стало легче. Мы пошли в кино, где какие-то монстры или пришельцы, как обычно, разрушали Нью-Йорк (таким способом Лос-Анджелес демонстрирует Манхэттену, что тот ему небезразличен), и когда мы вернулись домой, в голосовой почте меня ждало сообщение от Клеи Сингх.
Умерла Спента. В Англии тоже было холодно, и в белом доме на холме с видом на Темзу восьмидесятилетняя женщина сидела в гостиной у старинного газового камина рядышком со своими «мальчиками». (Вайрусу было шестьдесят три, а Уолдо за сорок, оба они давно уже забыли, что не были кровными братьями и что не родственные узы, а железная сила обстоятельств сделала их семьей.) Систему отопления не проверяли много лет, и в ту ночь произошла небольшая утечка газа под старым щелястым полом; газ этот сначала усыпил всех троих, а затем взорвался, спалив огромный особняк дотла, вместе с несколькими прекрасными дубами, простоявшими больше двух столетий. С тех пор как Спента уединилась от мира и вверила все повседневные заботы Уолдо и Вайрусу, дом постепенно приходил в упадок, и после пожара окрестные жители неодобрительно покачивали головами и поджимали губы, обсуждая это событие. Это должно было случиться, таково было единодушное мнение. Эти ее сыновья никогда не были способны следить за домом. Она должна была это понимать. Bee сошлись на том, что потеря деревьев — подлинно национальная трагедия.
В сообщении Клеи ничего не говорилось о том, что мы должны собраться вместе, чтобы почтить память умерших. Ни о какой встрече речь не шла. «Он просто подумал, — сказала она, — что вас нужно известить, в память о прошлом». Это была последняя весточка от Ормуса.
Ормус не поехал в Англию на похороны, но все же послал туда пару Сингхов-юристов на оглашение завещания Спенты. Когда стало ясно, что единственные указанные в завещании наследники Спенты погибли вместе с нею, собравшиеся родственники Месволда приготовились к бою. Дом сгорел, но земля и денежные вклады стоили того, чтобы начать войну. Месволды поглядывали на американских юристов Сингхов с откровенным страхом и неприязнью: опять эти индийцы! Сколько их еще? Но Сингхи торжественно объявили, что Ормус Кама отказывается от всех прав на наследство Месволда, встали, вежливо поклонились и ушли, оставив с открытым ртом всех претендентов, уже готовых начать свои никому не интересные жестокие баталии.
Несмотря на то что Ормус не поехал на могилу матери, ее смерть потрясла его. На следующий день после оглашения завещания он сказал Клее, что собирается прогуляться в одиночестве по замерзшему парку. Когда она поняла, что отговорить его от этого невозможно, она заставила его надеть зимние ботинки и самое теплое пальто из темно-синего кашемира, обмотала ему вокруг шеи мягкую кашемировую шаль, на робко протянутые старческие руки натянула замшевые перчатки, на голову, словно корону, водрузила его любимую китайскую зимнюю шапку с ушами, которую Вина когда-то давно купила ему на Канал-стрит за шестнадцать долларов. Клея завязала тесемки на бантик у него под подбородком, встала на цыпочки и поцеловала его в обе щеки. «Ты хороший человек, — сказала она ему. — Твоя мама может тобой гордиться». Она имела в виду, что считает себя его матерью, давно, уже многие годы, но пока Спента была жива, она не могла сказать об этом. Не могла сказать, что любит его и гордится им, как любая мать гордится своим сыном.
Он слабо улыбнулся и направился к лифту, пересек улицу и пошел в парк.
Конечно же она послала следом за ним Уилла, — «но на расстоянии, — приказала она, — упаси тебя бог попасться ему на глаза». А это было совсем непросто именно в тот день, потому что из-за снега и льда улицы опустели, машин не было, и люди добирались до работы на лыжах. Казалось, что реальность была где-то в другом месте, не отмеченном этим феерическим снегопадом.
Он гулял недолго. Было слишком холодно, чувствовалось, как воздух замораживает легкие. Примерно через двадцать минут он повернул в обратную сторону, шел быстро и через тридцать пять минут после того, как вышел из дому, он добрался до отмеченного высокой аркой входа в Родопы-билдинг. Из-за холода швейцара под навесом не было. Все спрятались внутри здания.
Когда Ормус подошел к подъезду, Уилл Сингх, как раз выходивший из парка на дорожку напротив Родопы-билдинг, поскользнулся и упал, растянув связки на правой ноге. В этот же момент словно из ниоткуда появилась высокая темнокожая женщина с фонтаном рыжих волос и подошла к Ормусу. Поражало то, что в такую погоду на ней было лишь расшитое блестками золотое бюстье, кожаные брюки в обтяжку и туфли на шпильке. Плечи и талия у нее были голые.