Впрочем, сейчас Гуммат готов был все забыть и все простить. Он рад бы просто раздать эти деньги. Пройти по домам и раздать. А ничего тут, между прочим, нет особенного. По крайней мере всем будет известно, что человека наградили — значит, работает как надо, за плохую работу премии не дадут.
— Ну ладно, раздать не раздать, а пустить премию на угощение — это мысль. Только надо бы повод придумать, а то сочтут за хвастуна, могут и не прийти. Новоселье! А? Что лучше? Полы, правда, еще не настелены, но ничего, сойдет!
Про премию-то он им все равно объяснит — пусть только соберутся, выпьют малость. А гостей получится немало — со всей ихней улицы. В случае, не поверят, пускай у председателя спросят. Курбан-ага тоже у него будет.
Вечером Гуммат сказал жене:
— Сходи к Кандыму-ага, попроси, чтоб завтра, как встанет, барана прирезал. Хотя ладно, сам схожу! Ты с утра угощеньем займись — той у нас завтра. Девочки тоже пусть дома останутся — может, помочь чего… С бригадиром я улажу. Сделаешь чектирме — только помидоров бы побольше, ты их маловато кладешь — и чтоб, как солнце сядет, готово было. Мужчин я сам предупрежу, а женщин ты позови. Да смотри не пропусти кого: чтоб вся улица знала — Гуммат приглашает в гости. Помнишь, как Бешер родился, той устраивали, а про тетю Тогта забыли?.. Старушка до сих пор вспоминает — обиделась.
Солтан молча слушала мужа, хотя затея его была ей очень не по душе. Она не то что Гуммату, самой себе не призналась бы, но ей не давала покоя мысль: не опостылел ли Гуммат соседям, уж больно любит не в свое дело лезть — не зря ж его Настырным прозвали…
А сплетни насчет Гозель? Всерьез-то никто не верит, это только поначалу старики всполошились, да ведь, кто и не верит, поддакивают. Такой уж Гуммат человек, всегда над ним будут смеяться, небылицы всякие распускать. Обижаться он не умеет, постоять за себя не может… И чего он эту пирушку затеял?!
К вечеру все было готово. Во дворе и даже на улице перед домом было тщательно подметено. Гуммат сам полил землю, потратил два ведра воды. Ребятам — пока просохнет — велено было играть подальше, чтоб грязь не развозили…
Солтан искоса поглядывала на мужа и тихонько вздыхала. Жалко ей было Гуммата. Оклеветали человека, наплели бог весть чего, вот он и старается — вроде грехи замаливает, а грехов-то и не было. Он, может, об этом не думает, да люди-то так понимают. Да и как иначе поймешь: ни с того ни с сего пирушку устраивает…
Гуммат вытащил из дому кошмы, расстелил их во дворе двумя островками: побольше — для мужчин, поменьше — для женщин. Стаканы и пиалушки были протерты до блеска. Стаканы были новые, сегодня купленные, В такой день без стаканов не обойдешься — когда ж еще. и выпить! Вот только голова от нее трещит… А может ничего: жары особой нет и закуска богатая: чектирме-то сколько наготовили — пахнет вкусно!..
Над ухом прожужжал комар. Гуммат велел жене насыпать в таз навозу — устроить дымовую завесу. Разогнать этих кровососов, пока люди не собрались! Комарам здесь делать нечего, в гости их не приглашали. Завтра — пожалуйста. Пусть прилетают и сосут себе, сколько влезет, он даже не поморщится. А сегодня дело не пойдет — гости!
Как только село солнце, позвонил Курбан-ага и попросил извинения: прийти не сможет, срочно вызывают в район на совещание.
Гуммат повесил трубку и несколько минут сидел в раздумье. Вот уж этого он никак не ожидал. Конечно, председатель — человек подневольный: хочешь не хочешь, должен ехать. Сиди там до полуночи, дым глотай! А может, Курбан-ага потом к ним придет, после совещания? Пожалуй, так даже лучше. Если председатель с самого начала явится, ребята стесняться будут: ни поговорить, ни выпить…
Начало темнеть. Никто не показывался. Гуммат не мог устоять на месте, ему словно пятки жгло. Подойдет к Солтан, посмотрит, как та раздает еду соседским ребятишкам, отойдет молча…
Наконец он вышел на улицу. Нигде никого не видно, все разошлись по домам. В окнах свет. Неужели они не придут?! Но ведь он так ждет их! Гуммат еле удержался, чтоб не закричать: "Люди! Идите скорее к нам! Вас ждут! Вам приготовлено угощение!"
Прошло еще с полчаса. Гостей не было, только три соседки сидели возле Солтан. Гуммат лёг на кошму, подложив под локоть подушку.