Да, человек должен трудиться там, где он больше всего приносит пользы. Без пастухов, конечно, нельзя, слов нет, но ходи он и посейчас с пастушьей палкой, Хоммак только выиграл бы. Настырный? Да, настырный… А вот кто теперь осмелится назвать его бездельником? Гуммат бросил взгляд в темный угол, словно там сидели его хулители. Может, есть такие, а? Ладно, разговор об этом будет завтра — сейчас пусть все спят. Отдых необходим не только для работы — радоваться тоже сила нужна! Он и сам-то не слишком бодр, — от духоты, что ли, разморило. Гуммат привалился головой к мешкам, закрыл глаза…
…Он пасет овец за селом, возле кладбища. Трава зеленая, сочная, кругом все в цвету… Гуммат сидит на камне. На душе радостно, легкость во всем теле… И вдруг из-за бугра выскакивает Гозель… "Хоммак умер! Вон его несут — беги!" Гуммат вскакивает, ноги не держат его. "Ну как же так?! Я не успел сказать людям, что он вор! Его похоронят с почестями!" Гуммат готов рыдать от бессилия. Гозель выхватывает у него из рук посох. "Беги! Беги, еще не поздно!" И он бежит, ноги несут его, он бежит все быстрее, глаза заливает пот, он задыхается, но все бежит, бежит…
Со стороны села, окутанная дымкой пыли, приближается траурная процессия. Люди почему-то не идут, они бегут. Гуммат кричит, хочет остановить их, но люди у гроба даже не поворачивают голову. Они меняются через каждые пять шагов, они торопятся, очень торопятся. Гроб покрыт яркими цветными тканями — Гуммат видел их в комнате у кладовщика. Сейчас на солнце они еще наряднее: горят, переливаются…
Гуммат бросается наперерез траурной процессии, но неудержимый людской поток опрокидывает его, он падает в мягкую густую пыль. Пыль забивает ему рот, глаза. Он вскакивает, его снова валят на землю…
…Хоммак уже погребен. Люди на коленях стоят у могилы. Какой-то старик — кто это? Кажется, Джо-ман? — задает им вопросы, они хором отвечают.
"Какой человек был Хоммак?" — "Хоммак был достойный человек!"
"Какой человек был Хоммак?" — "Хоммак был честный человек!"
Гуммат кричит, что это неправда, но изо рта у него вырывается только хрип. Старик последний раз спрашивает: "Какой человек был Хоммак?" — "Хоммак был праведный человек!"
Кончено. Больше он не будет спрашивать. Все так и останется. Гуммат вскакивает, кричит что есть мочи — голос теперь подчиняется ему: "Не лгите! Хоммак был неправедный человек! Он был вор!"
Его услышали. Люди в ужасе вскакивают и бегут прочь — только бы не слышать эти немыслимые кощунственные слова. "Не убегайте! — кричит Гуммат. — Я сказал правду!" Но никого уже нет. Кругом пусто. Он бежит в поле, туда, где оставил отару. Но овец нет, и Гозель не видно. Куда ж она делась? Гуммат ищет, мечется, снова попадает на кладбище. Кругом могилы, могилы… Он бегает между ними, ища выхода, но выхода нет. И вдруг он замирает перед свежей могилой. Земля на могильном холмике шевелится, дышит… Какая-то непреодолимая сила толкает его к могиле. Качнулся, устоял, снова качнулся…
Гуммат открыл глаза. Темнота. Он пытается подняться, но неведомая сила прижимает его к земле. Сон это или явь? Он садится, ожидая, что сейчас его снова пригнет к земле, но его никто не трогает… Темно, пот заливает глаза… За спиной упругий мешок с шерстью. Значит, он в чулане… Но что за тени движутся в темноте? Гуммат протирает глаза, вглядывается. Тени приближаются, нависают над ним…
— Эй, кто здесь?!
Ответа нет. Кто-то хватает его за ворот и рывком поднимает. И тотчас же резкий удар в переносицу. Гуммат валится на мешки с шерстью. Его хватают, швыряют на землю. Удары следуют один за другим: в грудь, в лицо, в пах… Их двое, он слышит их тяжкое дыхание. Пытается подняться, взмахивает кулаком, падает, потеряв равновесие. Теперь его бьют ногами… Темнота…
Гуммат открыл глаза, встал на колени, держась за стену, поднялся во весь рост. Каждое движение вызывало нестерпимую боль, словно его шомполом насквозь проткнули. Боль была всюду: в голове, в животе, в паху, в ногах… Он не мог повести глазами — что-то давило на них изнутри. Слава богу, хоть не ослеп — вон свет видно, пробивается в щели. Нос тоже на месте, только толстый стал и весь в крови. На верхней губе запеклась кровь, смешанная с землей, на лбу две громадные шишки.
Дверь отворилась сразу — чего ж это они его не заперли? Прохладный утренний ветерок коснулся лица. С трудом сдерживая стон, Гуммат глубоко вздохнул, оглядел себя. Брюки, рубашка, синий штапельный китель — все было в земле.
Что же все-таки произошло? Гроб под цветистыми тканями, бегущие с кладбища люди… А потом вдруг темные фигуры, чуть видные в лунном свете. И сразу удары, удары… Что было во сне, что наяву, — Гуммат до сих пор не мог разобраться. Одно было ясно — били его по-настоящему.