— Не знаешь? — вскинулась Гозель. — А утром, когда лопаты им давала, знала?! Говори, кто с Хоммаком был? Я его не признала — не здешний. Что головой крутишь — не знаешь? А может, вспомнишь? Вспомни, как под навес их отвела. А еще вспомни, сколько отрезов загнала на базаре?!
Энне разрыдалась и, закрыв руками лицо, ушла в дом. Гозель повеселела, победным взглядом окинула собравшихся. Увидела Гуммата, кивнула ему.
— Ну как, жив?
Ничего не ответив ей, Гуммат вопросительно взглянул на председателя. Курбан-ага удрученно молчал. Щеки у него отвисли, складки на лбу залегли глубже — сразу постарел на десять лет.
— Приказали бы раскопать, Курбан-ага! — не унималась Гозель. — А то, может, наговариваю на бедную женщину!
— Болтаешь много.
— Вырвите язык — умолкну!
Председатель обернулся к Гуммату.
— Ты иди домой, умойся, почисть себя, отдохни. А здесь болтаться нечего, не для улицы разговор. Позор это для нас. Большой позор.
Хорошо, конечно, что положен конец воровству, но то, что Хоммака разоблачил не он, что все получилось так скандально, с бабьими слезами, с криком, — это удручало председателя.
А Гуммат верен себе. Стоит грязный, избитый, под носом кровь запеклась, а глядит без всякой обиды, даже улыбается вроде. А ведь кое-кто и отворачивается, в глаза ему не смотрят, стыдно, значит, а может, и завидно: добился правды Настырный.
— Папа! Папа! — громкий детский крик заставил всех обернуться. Гумматов мальчонка мчал по дороге, высоко вздымая пыль босыми ногами.
Что еще такое?! Может, напугали ребенка — решил, что отца убили? Или еще какая беда? Солтан встревоженно взглянула на мужа. Тот быстрым взглядом окинул толпу — все с любопытством смотрели на бегущего мальчика.
— Папа! Скорей!.. — мальчик добежал до отца и остановился с разбегу, с трудом выталкивая слова. — Телефон! Телефон звонит!
Длинный Джума ударил себя по коленям, мотнул головой и засмеялся беззлобно.
— Ну, парень, весь в отца!
Гуммат бросил на него неодобрительный взгляд, покосился на Курбана-ага — тот тоже не мог удержать улыбки, — насупился, повернулся, молча взял сына за руку и, прихрамывая на левую ногу, заспешил к дому…
КАЛЫМ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Как только сваты ушли, Нартач сразу бросилась к мешкам — их было два: огромные, туго набитые канары из-под хлопка. Поглядеть скорей, чего насовали, если что неподходящее, пусть заменят.
В таких случаях обычно соседок зовут на помощь, ну а ей это ни к чему, сама управится. Сплетен меньше.
Вот исполнилась наконец ее мечта. Перед ней лежат два мешка, доверху набитых отрезами и дорогой одеждой. Все муки, все сомнения позади. — Столько кругом тревожных слухов! То одна сбежала с парнем без свадьбы, то другая… Девушки — товар ненадежный, за ними глаз да глаз. Скандалить-то ведь не станешь, — не приведи бог, взбунтуется, Джаннет — девка строптивая.
А чего ж это Аймурад затих — закопался, видно, с деньгами? Конечно, восемь тыщ пересчитать — не волос из теста выдернуть, да еще одни десятки… Не мастак он деньги считать! Хотя нет, вроде ничего, навострился. Ишь как шлепать пошел: пачку за пачкой, не хуже любого завмага!
Ну и правильно, чего думать: не мы первые, не мы последние. Мы ведь не принуждаем золовку, своей охотой идет. Так что считай, муженек, со спокойной душой да гляди, чтоб недостачи не было. Не чужое берем, законное — растить-то ее, сироту, никто нам не помогал.
Восемь тыщ пока принесли, остальные, дескать, потом. Ладно, пускай потом, только не надейтесь, зажать не удастся. Дураков нет, не доплатите — не вернем вам невестку. Приедет, как положено, погостить, а обратно и не отпустим.
Обиженные ушли, от угощения отказались. Ну и что? Не нравится, в другой дом идите — мы дешевого товара не держим. Аймурад, дурень, вечно отмалчивается, никакого соображения у мужика: спохватишься, да поздно будет. Свадебные подарки в калым не входят, надо отдельно обговорить. Вот она и перечислила, да быстро так получилось, без запинки, будто наизусть вызубрила: десять ковриков ручной работы, десять — фабричных; пятнадцать головных платков — красных и фиолетовых; два сундука, шифоньер с зеркалом. Тут, правда, они не выдержали:
— Не многовато ли будет, хозяйка?
— Что вы! — даже рукой махнула. — За такую-то девушку? Вон соседка дочь выдавала, четыре сундука доставили и стиральную машину. А невесте на все передние зубы золотые коронки! В город возили. Аймурад не даст соврать — сам видел. — Аймурад ничего подобного не видел, но кивнул, слава богу, сообразил. — Ну это уж пускай, этого мы не требуем, а вот часы золотые и кольцо, сами понимаете, нужно…