Кругом были многоэтажные дома. Дома, дома, дома — до самого горизонта. Да здесь и горизонта-то не было, на краю города дома упирались в горы… Хотелось выйти поутру на крыльцо и увидеть поля и сады. И бездонное синее небо. И пусть лучше печет солнце, пусть воздух горяч, как дыхание раскаленного тамдыра, и пусть щиплет от пота глаза — прикрыть их нельзя, зубцы культиватора могут поранить стебли — все равно только здесь ему хорошо.
Назар никому не говорил об этом, наоборот, он с гордостью показывал приятелям письмо брата, в котором тот велел ему приезжать сразу же после экзаменов. Он знал, что сверстники завидуют ему. Никому не решился бы он признаться, что с тоской думает об отъезде, что не может понять, как Байрам столько лет живет в Ашхабаде, раз в пять лет на денек приезжая в село.
В Ашхабад Назар так и не уехал. И аттестат в тот год не получил — имя его жирной чертой вычеркнули из списка выпускников.
Это решилось в знойный июньский день, когда Назар, помахивая плеткой, ходил за парой быков по узкой и длинной карте. Ближе к полудню на дороге появилось пять человек: бригадир и четверо приезжих. Впереди всех шел высокий худой мужчина в соломенной шляпе. Этого, в шляпе, Назар раза три видел у магазина. Уперши руки в бока, приезжий внимательно разглядывал проходивших мимо людей, словно пытался узнать, найти кого-то. Все три раза возле этого человека торчал их председатель, но горожанин с ним не разговаривал, он даже не глядел на председателя. Видно было, что человек этот на должности — простой смертный не осмелится не замечать колхозное начальство.
Говорили, что приехал уполномоченный, большой начальник, и приехал не просто так — пошумел да обратно в город, а будет обмерять землю; трое, которые с папками, его помощники. Обмеряют все поля, карта за картою, окажется хоть на пять метров больше, чем в плане значится, перепахивать заставляют. В соседнем колхозе две карты вот так сгубили.
— Убирай быков, — негромко приказал Назару человек в шляпе.
Назар вопросительно взглянул на старика бригадира. Опаленное солнцем, черное лицо, с губ слезает кожа, глаза затравленные…
— Делай, сынок, что велят, — не глядя на Назара, сказал он хриплым, придушенным голосом.
Что ж это? Неужели они и правда хотят уничтожить хлопчатник, рослый, прямой, сочный?! Не может этого быть! Штрафуют, если нечаянно повредишь пару кустиков, а тут целое поле! Какая у него ни должность, человек же он!
Назар выпрягал быков, а сам все поглядывал на этого в шляпе. Он и сейчас стоял, как там, у магазина, расставив ноги, уперев руки в бока. Стоял и, наморщив лоб, поглядывал в сторону села. Трое с папками, словно виноватые, молча переминались с ноги на ногу.
— Куда этот чертов трактор запропастился?! — проворчал уполномоченный и вдруг повернулся к бригадиру. — Не радуйтесь, все равно придет! Узнаете, как государство обманывать! — Он окинул бригадира презрительным взглядом. — Старик, а бороду свою позоришь. Может, это потому, что у тебя ее, почитай что и нет? — Уполномоченный коротко хохотнул.
Словно для того, чтоб убедиться, что борода у него действительно не растет, старик тронул рукой голый морщинистый подбородок и, как пойманный с поличным воришка, виновато опустил голову.
— Гектаром больше, гектаром меньше, — не поднимая головы, пробормотал он. — Из-за такой малости…
— Прекратить болтовню!
Бригадир замолк.
— Орден нацепить захотелось! — громко кричал человек в шляпе. — Советскую власть обмануть решил? Мы тебе прицепим орден! Такое тебе прицепим!.. А ты чего стоишь, пасть распахнул?! — напустился он на Назара. — Убирай культиватор! Ну!
Волоча большой тяжелый плуг, от села шел гусеничный трактор, тракторист был нездешний.
Назар стоял на берегу арыка и смотрел на свое поле. После недавнего полива кустики хлопка прямились, широко раскинув листву, темно-зеленые листочки чуть трепетали под горячим ветром. Месяц назад из земли показались ростки с двумя крошечными листочками. Потом появился третий листок, потом четвертый… Потом начал ветвиться стебель. А когда появится первый бутон, увидевший его человек сразу же побежит в правление — приятно принести людям радостную весть. Хлопчатник зацвел! Об этом будут писать в газетах, передавать по радио, снимать кинохронику… А этот длинный, в шляпе прикажет сейчас трактористу давить и кромсать хлопчатник! Живой, сильный сочный!.. Назар в отчаянии бросил взгляд на бригадира, но старик только ежился, сникал, словно усыхал на глазах. И, как назло, председателя нет! А хоть бы и был. Разве он посмеет такому слово сказать поперек! Сбить бы с этого длинного шляпу!..