Семь лет назад, когда его первый раз поставили бригадиром, совсем другое дело было — не справился. Попробуй справься, когда плана и то не даешь. Трудодень жиденький, народ недоволен. В общем, сказали ему тогда: сдавай дела.
Машат промолчал про это, а председатель не знал, он был человек новый. Вот когда привалило Аманлы счастье. Не привалило, на скакуне принеслось. Уже в первый год урожай был на славу, на второй еще лучше. А на третий… Вот в этом третьем, самом богатом годе вся и загвоздка. Засеяли сверх плана сто гектаров, Машат велел. Подумаешь, сто гектаров, когда степи этой ни конца ни краю. Капля в море. Машат все обдумал, обосновал. Обманывать государство — этого у них и в мыслях не было, просто запас нужен. Ведь на тех землях, где третий год сеяли без удобрений, урожай мог резко упасть, удобрять времени не оставалось, да и где взять лишний суперфосфат? А хоть бы и нашелся, во сколько ж это встанет — за сто километров удобрения возить? Никакого расчета нет. Решили подстраховать, лишку посеять.
Аманлы согласился сразу. Спросил только, в курсе ли председатель. "Кто ж такие вещи без председателя делает? — удивился Машат. И добавил. — Ты чем не надо голову себе не забивай, для тебя я начальство".
— Хлопчатник взошел неплохо. Гектаров десять только перепахать пришлось. Еще двадцать не перепахивали, просто с учета сняли. Из новых ста гектаров тридцать взяли на учет. Семьдесят осталось.
Аманлы без конца приставал к Машату с этими семьюдесятью гектарами. Тот все отмахивался. Успеется, до уборки вагон времени. Ты знай поливай да культивируй! А один раз сказал, вроде как между прочим, с учетом, мол, надо поаккуратней, все расходы только за счет плановых площадей.
Аманлы струхнул, а вдруг комиссия из района. Машат осмеял его: степь перемерить — кому это в голову взбредет? "А если кто из наших докажет?" — "Брось! — Машат презрительно махнул рукой. — До чего ж ты труслив, заячья душа! Ну сам-то сообрази, на кой черт людям на тебя доносить, если им от этого одна сплошная выгода. Да и кто замерять будет? Трактористы твои? Поливальщики? Они ж понятия ни о чем не имеют, только мы с тобой в курсе. А насчет председателя пускай у тебя голова не болит. Это я беру на себя".
В общем, успокоил. Машат правду сказал, председатель ему доверял, целинные земли целиком были на его ответственности. Еще бы Назару сюда катать, в селе только успевай поворачиваться! Заглянет на часок раз в месяц… А потом большой урожай — это ведь и председателю честь, и колхозу.
Семьдесят гектаров дали себя знать — средняя урожайность на гектар подскочила. Аманлы торжествовал, все хвалили его, поздравляли с успехом. Но когда, сообщив о показателях, председатель крепко пожимал ему руку, он вдруг поймал на себе косой взгляд Машата. "Ладно, мол, принимай поздравления, раз так вышло, одно только не забывай: ты тут ни при чем, ты пешка. Что хочу, то и сотворю. Захочу, возвышу, захочу, в грязь втопчу!" Так понял Аманлы хитренькую его ухмылочку, и сразу настроение ни к черту. Ясно стало ему, что он игрушка в руках Машата и обречен делать все, что тот ему прикажет.
И все-таки, когда Машат велел Аманлы писать заявление об освобождении, тот взбунтовался. Он ждал всего, но не этого. Своими руками написать, что отказывается от денег, от почета, от нежданно-негаданно привалившего счастья?! Да он только-только жить начал. Дом построил, машину надумал купить. Назар помог бы ему, лучшему своему бригадиру; у них, у нынешних председателей, большая сила в руках.
Сначала Аманлы рассмеялся, не поверил. Но Машат не шутил. Маленькие его глазки исподлобья буравили Аманлы. Он не кричал, не грозил, он стал убеждать его. Ну в самом деле, урожай скоро пойдет на снижение. Лишнее сеять больше нельзя — с огнем играем, хорошо хоть это с рук сошло. А как урожай упадет, так за Аманлы и возьмутся — землю из строя выводит. Самое время уходить, пускай потом другого чихвостят. Аманлы какие урожаи получал, а ты нерадивый, не можешь.
Ну как же так вдруг уйти? Без всякого повода? — Аманлы еще надеялся уговорить своего повелителя.
— Скажешь, жена ропщет. Трудно, мол, одной управляться.
— Не поверят…
— Кому надо, поверят. А с председателем я это дело сам обговорю.
Выходит, с самого начала был он слепым орудием в руках Машата. Как собака. Понадобилась — привез. Отслужила — выгнал за ворота. Но тогда он не знал, для чего Машату это нужно. Оказывается, для сыночка своего старался. А он, дуралей, еще пытался Гурта во вранье уличить. Гурт всех насквозь видит: и его, и Машата, и Энекейик. Так… Стало быть, Машат отобрал у него должность, чтоб передать ее сыну. Потому-то и распахивают сейчас двести гектаров. Засеют их, а знать будут только отец с сыном, все шито-крыто. Аманлы, конечно, будет знать, но этого Машат даже и в расчет не берет, потому что не человек для него Аманлы — игрушка, кукла.