1798 ГОД
ВОССТАНИЕ
1999 ГОД
ДОБЫЧА ТОРФА ЗАПРЕЩЕНА
200?
???
Его не удивили стоящие вдоль дороги лозунги. Споры о хищнической добыче торфа шли уже давно, ибо он являлся невосполнимым ресурсом. Ирландские болота обеспечивали существование целого ареала дикой природы, единственного во всей Европе, и ЕС усиленно требовал проанализировать последствия торфяной добычи для окружающей среды.
Кормак подъехал к месту раскопок без четверти два. Солнце, едва скрытое вуалью из нескольких рваных облачков, стояло еще достаточно высоко. Здесь и там пустынную поверхность болота прорезали глубокие черные рытвины. На взбученном торфяном покрове не было ни котлованов, ни ограждений, ни видимых границ участков. Но Кормак побился бы об заклад: каждый добытчик точно знает, где заканчивается его собственный торфяной надел и где начинается соседский. У самой дороги виднелись беспорядочно разбросанные кусты колючего утесника, еще не покрытые ярко-шафрановыми цветами. За ними на ветру дрожали клочки болотного хлопка. А еще дальше, на расстоянии около пятидесяти ярдов, Кормак заметил небольшую группу людей, среди них — Нору Гейвин и офицера полиции в форме. Влезая в водонепроницаемые штаны, а затем аккуратно снимая обувь и засовывая каждую ногу, одетую в чулок, в прочный сапог, Кормак ощутил нечто вроде волнения. Мгновение он стоял на обочине, бегло исследуя горизонт в поисках какой-нибудь определенной точки, церковного шпиля или радиовышки, короче — чего угодно, что помогло бы точно определить на карте место обнаружения тела. Однако ничего не нашел. Недалеко от него хлопнула дверь допотопной «Тойоты», и появился мужчина с квадратными плечами, обтянутыми коричневой кожаной курткой. Слегка выдававшийся живот намекал на любовь к портеру, солнечные лучи отражались в серебристо-белых волосах. Кормак взял куртку и раскопочные инструменты с пассажирского сиденья и, когда мужчина приблизился, протянул руку:
— Кормак Магуайр. Национальный музей попросил меня проследить за раскопками.
— А, археолог, — сказал мужчина и крепко пожал его руку. Теперь Кормак смог рассмотреть свежее румяное лицо, контрастировавшее с сединой. Вероятно, незнакомцу было не больше пятидесяти.
— Детектив Гарретт Девейни, — представился он. — Доктор Гейвин будет рада вас видеть. Она дожидается вас, чтобы начать.
Девейни проговорил все это уголками губ, немного в сторону. Бледно-голубые глаза остро посматривали из-под век, на лице мелькало что-то вроде недоверчивой ухмылки. Затем полицейский кивнул в сторону болота, и они направились к собравшимся, осторожно ступая по топкой земле. Девейни шел впереди, продолжая беседовать со следующим за ним Кормаком.
— Вы, скорее всего, знаете основное: местный фермер срезал торф. По его словам, за последние сто лет и даже больше никто так сильно не обнажал дренаж на этом участке. Малаки Драммонд — вы знаете Драммонда, патанатома? — вероятно, пришел к такому же выводу. Он заскакивал сюда утром минут на десять.
— Если вы не против, я бы хотел узнать: а что здесь делает детектив из самого…
— Лугрея.
— Из Лугрея, если это происшествие не считается одним из нераскрытых убийств?
— А, ну мы ничего не знаем наверняка, верно ведь? Предполагалось, что эта женщина могла жить где-то неподалеку. Я здесь лишь для того, чтобы прояснить некоторые вопросы. И мой дом — чуть дальше по дороге.
— Много шума вокруг тела?
— Ясное дело, — сказал Девейни. — Поняв, на что он наткнулся, парень поспешил с объяснениями.
Когда они приблизились к срезу, подошла Нора Гейвин. Она оказалась выше, чем считал Кормак, а одета так же, как и он: в джинсы и сапоги, но без водонепроницаемых брюк. Большие голубые глаза, темные волосы и контрастирующая с ними молочно-белая кожа — одно из лиц, столь характерных для Ирландии. Случайное слово или интонация могли бы выдать ее ирландские корни, однако акцент Норы свидетельствовал о годах, проведенных в Америке. Ее волосы, кажется, были короче, чем последний раз, когда они встречались. Это привлекло внимание Кормака к изящной линии ее шеи, которой он раньше не замечал. Во время недавнего припадка самобичевания по поводу собственной невежливости Кормак забыл, сколь привлекательной она была, и с облегчением осознал, что волнение по поводу происшедшего заслонило память о его неловкости.