Он вспомнил об истраченном на прошлой неделе двугривенном. Тогда впереди была комиссия за опиум и не жалко было поставить 20 центов на «козла» в притончике Сун Цзы Бина. Теперь — дело иное. Надо зайти справиться. Сун уже, наверное, собрал все ставки и розыгрыш состоялся. А вдруг — повезло? Хотя едва ли: проклятая Мышь помешает…
Ван решительно зашагал по направлению к одной из отдаленных улиц, где, в глуби узких проходиков, притаился ресторанчик Суна, в задней комнатке которого тайно играли в «36 зверей». Там его ждал сюрприз: козел, на которого было поставлено наименьшее количество засаленных бумажек, выиграл. Сморщенный, как печеное яблоко, и совершенно лысый Сун Цзы Бин неохотно отсчитал ему несколько долларов, из которых два ввернул фальшивых. Но провести Вана по этой части было мудрено и старик вынужден был обменять их на настоящие, что он и исполнил, проклиная предков тех мошенников, которые занимаются подделкой денег, как будто он не действовал в живейшем контакте с ними. После этой удачи настроение Вана поправилось. «Хорошо, — рассуждал он, с удовольствием ощупывая в кармане пачку замасленных банкнот, — теперь надо развлечься. А завтра, с утра, подумаю, что предпринять. Можно, например, донести на собаку-Ремедиоса в полицию или просто пошантажировать Ма Юн Фана».
И весьма бодро он направил свои стопы в огромный, сияющий неоном «Великий мир», весело подмигивая встречным раскрашенным и остро надушенным проституткам.
Шанхайский «Великий мир», пестро иллюминированной башней возвышающийся на стыке французской концессии и международного сеттльмента, представляет собою одно из тех универсальных увеселительных мест, до которых так падка праздная китайская толпа. Да и не только китайская.
От дорогого, первоклассного ресторана до старенького стереоскопа, в котором за один «коппер» показывают дюжину порнографических картинок — в «Великом мире» можно найти все.
Ван солидно купил билет у входа и на лифте поднялся в первый этаж.
«Можно будет посмотреть картину в синема, фокусников, акробатов, закусить в ресторанчике… Говорят, в «Великом мире» показывают голых европейских женщин. Это тоже стоит внимания. А потом часов в 12, если будет настроение — сторговаться с какой-нибудь проституткой и провести остаток ночи совсем уж недурно».
Рассуждая так, Ван проследовал в зал, где, под оглушительные звуки гонга и визг скрипки, фокусник в старинном халате превращал рис в резиновый мячик на глазах ахающей толпы. Оттуда он прошел по коридору в другой зал, где уже третий день шло продолжение старинной пьесы «Трясенье золотой ветки»… Ван не видел начала и не заинтересовался.
Очутившись снова в коридоре, он мимоходом бросил «коппер»[2] в автоматический шкаф с бумажными фигурками. Фигурки завертелись, и из щелочки внизу выпал листок с монгольским предсказанием судьбы:
1. Ваша стихия — железо.
2. Человек, к Вам расположенный, родился в 4-ом году цикла (Зайца).
3. Остерегайтесь покойников, родившихся в годы Лошади или Овцы.
4. Похоронить Вас следует головой на юг.
5. Ваше счастливое животное — мышь.
Мышь?!..
Ван с негодованием отбросил лживый листок. Чтобы отвести злость, он изо всех сил ударил кулаком в подушку силомера, но промахнулся и больно ушиб руку. Он готов был уже окончательно разозлиться, но здесь взгляд его упал на большой оранжевый плакат с изображенными на нем женскими фигурами в купальных костюмах. Ван повеселел. Тут надо было доплатить 20 ц. — что он и поспешил сделать.
В полутемном зрительном зале, на убогой сцене, четыре европейских девушки в откровенных нарядах плясали фокстрот. Маленький, щуплый пианист и мальчик-барабанщик аккомпанировали им нестройно и фальшиво.
Ван прошел в первый ряд и сел. Он бывал не раз в кабаре и если не понимал в европейском балете, то не настолько уж, чтобы не увидеть, что здесь дело было поставлено из рук вон плохо. Бедные костюмы, некрасивые лица. Ван был разочарован, даже шокирован. Он готов был уже подняться со своего места, но тут краем уха он услышал разговор, который не только остановил его, но даже заставил подвинуться ближе к случайному соседу.
Худощавый человек в голубом шелковом халате разговаривал с пергаментно-сухим стариком в очках и старомодной черной шапочке.
— Я презираю бесстыдные европейские танцы, — говорил старик, — но мне пришло в голову, уважаемый господин Лю, что эти девушки могут сослужить службу в нашем деле.
— Я не совсем понимаю вас, — отвечал голубой халат, — каким образом это может случиться?