Он бодр. Он энергичен.
Когда все готово к съемочному процессу, Засеев сильным командирским голосом отдает приказания:
— Все по местам! Ну что! Поработаем на неньку-Украину, она, б…дь, ни в чем не виновата! Мотор?
— Есть!
— Хлопушка, мля!
— Кадр такой-то, дубль такой-то!
— Ощерились! Н-начали!
Неудачные дубли Засеев прерывает отборным матом, от которого шарахаются лошади и седеют дети. Но и когда Засеев всем доволен, его словарный запас не меняется.
— Молодцы! — орет в восторге он. — Молодцы, в рот вас так-разтак!
Даже в святом месте, мужском монастыре, где договорились о съемках, Засеев, лишь только вошел, поинтересовался во весь голос:
— Так, ну и где эти монахи? Где эти дрочилы-отшельники?
Бедные монахи, крестясь и бормоча молитвы, бросились прочь от антихриста.
В монастыре снимали пять часов. Засеевский мат почти не умолкал.
— Стыдитесь! — воззвал к нему пришедший настоятель.
— Прости, отец, у меня актеры-суки тормозят.
Он сказал это не оправдываясь, а скорее жалуясь.
— Вы в монастыре! — напомнил настоятель.
— Не бзди, отец, все оставим как было.
— Хотя бы потише, — умолял тот.
— Не вопрос.
Следует добавить, что Засеев не оригинален в этом смысле. Я рассказал о нем лишь потому, что его нецензурная речь льется словно песня. Заслушаться можно. Атак, каждый третий режиссер позволяет себе непечатные слова в работе с людьми. Тот же Ващенко.
Актеры обожают пародировать его монологи:
— Хер-рня! Полная, безоговорочная и беспрецедентная хер-рня! Что! Звезду поймали? Возомнили о себе, оскароносцы! Где, бл…дь, чистота и глубина чувств и побуждений? Значит так, господа, мягко говоря, артисты! Вы поймите, вы играете не для своих гламурных друзей-интеллектуалов, а для провинциального быдла. Так будьте ж быдлом! Мать вашу так!..
Я несколько смягчил акценты. Чуточку облагородил. Не потому что меня коробит мат. Отнюдь. (Я и сам в совершенстве владею мастерством энергетической разрядки, и могу при случае на одном дыхании завернуть малый матерный загиб, состоящий, как известно, из тридцати девяти слов, из которых цензурными могут считаться лишь «в», «на», «твоя», «от»). Но я боюсь, что из-за обилия похабных слов и выражений эту главу не пропустят в свет порядочные люди, а мне бы этого не хотелось. Правда, глава тринадцатая…
Ладно, всё.
Глава четырнадцатая Дело не в деньгах
Звонит мне какой-то помреж сериала «Золотые дни». Я в нем должен был сниматься. Все было оговорено. Одиннадцать съемочных дней. И вдруг я слышу:
— Леня, ты извини, но нам тут сократили бюджет. — Та-ак.
— Да. Мы договорились о пятистах за съемочный день. Мне страшно неудобно, но войди в наше положение… Я лично боролся за каждого актера, но… Короче, прости, но больше двухсот долларов я выбить не смог.
Я догадался, что меня попросту хотят кинуть. Как это у них принято. Кто-то решил на мне подзаработать. Я таких вещей не люблю. Я бы и сам отстегнул определенный процент от гонорара, такое часто практикуется. Но когда меня держат за коня пластмассового — увольте. «Ищите себе другого Мюрата!»
Дело не в деньгах, а в принципе. Хотя в принципе — дело как раз в деньгах.
Расчет у них верный. Боясь остаться вообще ни с чем, актер согласится на меньшее. Да и тривиальное тщеславие играет свою роль. Кто откажется от роли?
К тому же деньги мне нужны… И я неоднократно раньше на такое шел, но…
— Послушай, Миша, — сказал я в трубку. — Меня такой расклад не устраивает. Я могу пойти на уступки и сбросить баксов пятьдесят, даже сто, хотя и это считаю — неправильно. У вас было два месяца, чтобы сообщить мне о финансовых изменениях. А ставить перед фактом за сутки… Другими словами, пан Михаил, я вынужден отклонить ваше предложение.
— Постой, Ленька. Но ведь мы договорились.
— Совершенно точно. Мы договаривались, но несколько на других условиях.
— Леня, я все понимаю, но не подставляй меня. Я-то в чем виноват?
— «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать…»
— Ты смеешься?
— А ты дал повод?
— Леонид, мой тебе совет… Но я уже завелся:
— Я не просил совета.
— Тебя больше не пригласят ни в один сериал. Это я тебе обещаю.
— Да ну? Ты еще пообещай, что голуби не будут гадить, а кошки размножаться.
Короче, «не вышло у нас душевного разговора». Танелюк, когда я ему передал суть нашей беседы, сказал:
— Зря ты так. Одиннадцать дней — это минимум две штуки. Грех разбрасываться такими деньгами. К тому же этот сериал наверняка будет транслироваться на центральных каналах.