Коновалов был вывезен на Кадьяк, откуда в мае 1792 г. его выслали в Охотск на судне "св.Михаил" под присмотром Деларова. События эти вызвали бурные объяснения между Шелиховым и Лебедевым-Ласточкиным. Коновалову, после долгого разбирательства в Охотске и Иркутске, все же удалось оправдаться. Он опровергал показания Коломина, прибегнувшего в помощи конкурентов, а всю вину за случившиеся беспорядки приписывал "буйству и развращенности промышленных или части из них", не скупясь при этом на обвинения в адрес Баранова. В конечном итоге было достигнуто соглашение о возвращении Коновалова в Америку и посредничестве архимандрита Иоасафа, которому поручалось на месте разобраться в запутанных причинах распри, выяснить истинную степень виновности ее участников и, в зависимости от результатов расследования, либо допустить возвращение Коновалова к прежней должности, либо "оставить ему на волю искать другого себе упражнения". Однако принято это решение было только в 1794 г.
Баранов обманулся, полагая, будто с высылкой Коновалова ему удастся полностью обезопасить себя от возможных происков со стороны лебедевцев. Напрасны были его надежды поставить их деятельность полностью под свой контроль, как обещал ему отчаявшийся Коломин. Напротив, только теперь, избавившись от склочного и властолюбивого передовщика, лебедевцы оказались способны объединить свои усилия в борьбе против конкурентов. Их, несомненно, встревожили и напугали проявленные Барановым энергия и решимость. Они вовсе не желали, избавившись от Коновалова с его тиранскими замашками, оказаться в подчинении у властного правителя. Тем более, что ныне они располагали гораздо большими силами для сопротивления. Занявший место высланного передовщика "Св. Георгия" Балушин нашёл себе достойного сподвижника и единомышленника в лице Степана Кузьмича Зайкова, прибывшего в Кенайский залив на лебедевском судне "Св. Иоанн Богослов". Примкнул к ним и Петр Коломин. Этим он, возможно, желал загладить перед хозяевами свою вину вынужденного соглашения с конкурентами.
Образовавшийся триумвират действовал напористо и энергично. Вскоре Баранов уже сообщал Шелихову, что лебедевцы, "соединясь двумя судами, "Иоанном" и "Георгием", поставили себе за правило причинять нашей компании вред и вытеснять нас отовсюду начали, сначала по Кинайской губе Качикматскую бухту себе присвоили и поселили тут многочисленную артель, и нас лисей промысел производить не допустили … и жителей тоя себе в совершенное рабство прибрали и с нами иметь собщение воспретили". Разом были нарушены и права шелиховцев, как старожилов Кеная, и соглашение марта 1792 г. между Коломиным и Барановым.
Затем лебедевские старшины составили и прислали на Кадьяк настоящий ультиматум: "За подписанием передовщиков Коломина, Балушина и мореходов Зайкова и … указное повеление … что и вся Кинайская губа им принадлежит, артель оттуда удалить и партии в промысел посылать воспрещали, также и в Чугацкой губе иметь занятие и дело не дозволяли". Захватывая богатые промысловые угодья в заливе, лебедевская компания делала рывок, пытаясь не только изгнать шелиховцев из Кенайского залива, но и отрезать им путь далее на юг. Присланный с этим указным повелением лебедевский промышленный Галактионов, как по пути, так и на самом Кадьяке вёл активную пропаганду - "развращал" шелиховских работных, пытаясь запугать их. Он предостерегал, чтобы "в Чугацкую губу ехать никто не осмелился, представляя, что там не допустят они помещаться и производить постройку судна; и уже все кормовые места заняты ими, уговаривал в том же и аглицких матрозов (на шелиховской службе), што там они помрут с голоду". Особенно рассчитывал Галактионов на возможность переманить на сторону лебедевцев англичан-кораблестроителей во главе с Яковом Егоровичем Шильцем. Он был наслышан о неладах его с Барановым, однако британцы так и не поддались на эти уговоры.