Между тем 24 сентября 1794 г. в Павловскую Гавань прибыл галиот "Три Иерарха". Среди пассажиров судна находились архимандрит Иоасаф, имевший особое поручение от Шелихова и Лебедева-Ласточкина, а также оправданый Григорий Коновалов, которого то поручение напрямую касалось. С этим же судном пришло письмо от охотского коменданта Коха к Зайкову с порицанием его деятельности.*(3) Противостояние компаний выходило на новый уровень.
Баранов же получил от Шелихова письмо с сообщением о новых проявлениях двуличности штурмана Измайлова. После заигрываний с лебедевцами, он будто бы пожелал "перейти в Кисилевскую компанию, с которой он, как видно, и съякшился". Проявилось это в том, что вместо своих, шелиховских, промышленных, он перевёз на Прибылова острова 25 работников компании Кисилева, которые дали ему взятку в 200 котиковых шкур.
Тем временем лебедевцы, с возвращением реабилитированного Коновалова, вновь погрязли во внутренних распрях. Архимандриту Иоасафу так и не удалось отделить среди них правых от виноватых. В мае 1795 г. он писал Шелихову: "Апреля 20-го приехал сюда в гавань (на Кадьяк) лебедевский передовщик Коломин и слышно ево вышлют в Охотск, а маия 5-го и Балушин приехал, слышно по ордеру комендантскому вышлется в Охотск же … а поступки Коновалова ежели и были нехороши, то не с промышленными, а с Коломиным, но тот и сам стоит тово, чтоб с ним так или ещё хуже поступать".
Впрочем, Александр Андреевич отнюдь не бездействовал, хотя и двигался к своей цели окольными путями. Зная, что отношения лебедевцев с аборигенами зачастую оставляют желать лучшего, он всеми силами старался упрочить своё влияние на эскимосов и индейцев, представляя шелиховскую компанию с наиболее выгодной стороны. Опережая соперников, он основывает новое заселение в Чугацком заливе. Местным влиятельным вождям преподносились подарки; аборигенов приглашали на русские празднества с угощением и плясками, сулили им защиту от лебедевских набегов. Всё это повышало престиж шелиховцев и лично Баранова. Результаты подобной политики не заставляли себя долго ждать. Туземцы покидали лебедевцев, всё более подпадая под влияние их конкурентов.
Баранов, в отличие от прямолинейных своих соперников, действовал гораздо тоньше, не считая грубую силу универсальным средством для привлечения аборигенов на свою сторону. Он, конечно, брал аманатов, но он не сгонял силой в свой лагерь всех поголовно туземных женщин и детей из нескольких селений разом, как то проделали лебедевские "горлохваты" на Грековском острове. Никогда особо не афишируя свою деятельность, Александр Андреевич сумел к середине 1790-х гг. добиться прочного влияния на многие группы кенайцев и чугачей. Индейцы и эскимосы видели в Баранове сильную личность, уважали и побаивались его, соответственно перенося это отношение и на его людей, на шелиховскую компанию в целом.
Успехи лебедевцев на этом поприще были, судя по всему, гораздо скромнее, хотя им и удалось установить тесные связи с отдельными локальными группами танайна, проживавшими вблизи их заселений. Но в большинстве случаев, особенно в отношении чугачей, они упорно предпочитали делать ставку на грубую силу. Это нередко приводило к трагическим результатам. Всем этим ловко пользовался Баранов, наглядно демонстрируя аборигенам преимущества своей системы перед лебедевскими порядками, предлагая им сделать выбор. В конечном счёте именно копья и дубинки туземных воинов решили долгое соперничество компаний в пользу шелиховцев. Индейцы и эскимосы выступили тут в роли третьей силы, втянутой в затянувшийся конфликт и объективно сыгравшей на руку одной из конфликтующих сторон.
Пока ещё нельзя с твёрдой уверенностью заявить, что Баранов напрямую подстрекал кенайцев и чугачей к нападениям на своих конкурентов, хотя сами конкуренты обвиняли его именно в этом. Сам Александр Андреевич был человеком жёстким и решительным. Учитывая это, а также то, что сам ход событий определённо складывался в пользу шелиховцев, можно сделать вывод: если Баранов и не приложил непосредственно своих рук к разгрому лебедевских артелей, то уж во всяком случае он умело и энергично воспользовался этим чтобы коренным образом изменить ситуацию в свою пользу. Кенайцы и чугачи не видели поначалу разницы между лебедевцами и шелеховцами, которые поочерёдно требовали у них аманатов. Однако со временем, благодаря постоянным контактам они стали считать себя приверженцами шелиховцев или лебедевцев. Эти их чувства к тому же подкреплялись родственными связями с русскими промышленными и выдачей аманатов. В итоге конкуренция русских торгово-промысловых компаний стала также и войной между их туземными союзниками.