Он протянул палец, чтобы пощупать выпуклые красные розы на пузатых боках чайника, но обжегся и подул палец. Это он сделал с знанием хорошего тона: хозяйка Бривиней знает свое дело, настоящий огонь подает на стол.
Хозяйка приподняла крышку маленького чайника и посмотрела.
— Не крепкий! Возьми, милая, заварки и подсыпь еще.
Лиена принесла из шкафчика зеленовато-серую восьмушку перловского[24] чая с серебряной надписью и двумя пальцами всыпала щепотку в чайник; по комнате разошелся приятный аромат.
Хозяин с удовольствием посмотрел на чистые, красивые руки девушки: потому так хорошо и пахнет, что она заварила. Мастер находил, что ему не пристало наблюдать за батрачками, он оглянулся в сторону, где у окна за ткацким станком стояла Лаура, и потрогал свой шейный платок — хорошо ли заколота булавка.
У старшего батрака нашлось какое-то дело около дома, он закашлял под окном. Лаура рассмеялась.
— Мартынь куда-то бежит по двору, не позвать ли?
— Позови, позови, как же без него! — ухмыльнулся в бороду Ванаг.
Лаура постучала в окно. Мартынь Упит вошел с вожжами в руках, он ведь так торопился повесить их рядом с хомутом на половине испольщика. Удивленный, разинул рот — не знал, даже и не предполагал, что здесь выпивают, — и попятился назад к дверям. Но хозяйка уже шла с третьим стаканом. Насупившись, он бросил в угол вожжи и нехотя, совсем нехотя, подсел к столу.
Ванаг, не обращая внимания на эти обычные фокусы, набросал в стаканы куски сахара, следя за тем, чтобы во всех было поровну. Стоя за спиной тележника, хозяйка смотрела на приготовления, считая куски.
— Шесть, — сказал господин Бривинь, — это моя мера. Если грог не сладкий, он неприятный.
— Да, неприятный, — подтвердил тележник и пощупал кадык, — тогда я его и в рот не беру.
Мартынь Упит все время ерзал на скамейке: говорить, во что бы то ни стало говорить, иначе сочтут, что дождаться не может, пока хозяин размешает сахар.
— Не берешь! Расскажи лучше, как это ты на рождество чистый спирт хватил из бутылки Яна Ансона!
У Мартыня Ансона были дела поважнее, чем слушать болтовню этого пустомели.
Он вытряхнул из мундштука обгоревшую папироску, бросил на пол у печки и с силой продул мундштук. Вытащил коробку с табаком и кусочек бумаги и ловкими пальцами стал скручивать новую.
Бривинь тем временем успел переглянуться с женой и крикнул в открытую дверь на кухню:
— Лиенушка! Позови-ка сюда Андрова папашу.
«Лиенушка!..» Лаура презрительно поджала губы. Хозяйка принесла четвертый стакан. Осис вошел довольный, видимо польщенный, что и его не забыли, и без особого приглашения сел рядом с Мартыном Упитом. Тележный мастер уже закурил и дважды затянулся; оперся локтем о стол, руку с растопыренными пальцами поднял кверху, между указательным и средним торчала дымящаяся папироска из желтой бумаги. Испольщик потянул носом.
— Что это ты подмешиваешь? Вроде как мята!
— Да, — отозвался Мартынь Ансон, — перечная мята. У Екатерины в этом году уродилась — только и знает кричит, что весь сад скурю. Но я стараюсь рвать по утрам, когда она носит пастуху завтрак. Одну полную горсть на фунт, больше не надо.
— Кажется, раньше ты примешивал что-то другое?
— Да, но все эти травы цветут осенью, в одно время с вереском, я и бросил: дыхание спирает, если чуть сильнее затянешься — язык дерет.
— А от мяты не дерет?
— Нет, только к вечеру жжет немного.
Мартынь Упит презрительно рассмеялся.
— Кой черт заставляет тебя примешивать эти травы, если от них язык жжет.
Тележник в ответ на такую глупость только повел плечами.
— А запах?
— Это да, — смутившись, согласился старший батрак.
Ванаг постучал ложечкой по стаканам: зазвенели чистым звоном, значит, готово. Ложечку положил на стол, а то заденешь рукавом и опрокинешь всю сахарницу. Поднял свой стакан и кивнул головою:
— Ну, Мартынь, ваше здоровье!
Они медленно, как бы нехотя, точно исполняя неприятную обязанность, подняли тяжелые граненые стаканы. Ванаг уже сделал порядочный глоток и, сощурившись, следил за ними. Ну конечно, выпив, оба сморщились, как бы стараясь перещеголять друг друга. Тележник только скривил рот, а старший батрак даже глаза зажмурил, точно вот-вот брызнут слезы.
Лизбете засмеялась, сам хозяин тоже не сдержался.
— Ну и грех с вами! Точно я вам соли туда подсыпал.
— А разве так не бывает, — вскрикнул Мартынь Упит. — Однажды батраки из имения подсыпали Вилиню в Салакской корчме…