До самых Вайнелей никого не встретил. Около усадьбы Салас показался на дороге старичок со свертком в желтой бумаге, должно быть нес селедку от Миезиса, но сейчас же свернул и побрел вдоль луга Личей. Андру это пришлось по душе: он редко выходил за околицу и стеснялся каждого чужого человека.
Вайнельские луга и пастбища тянулись по правую сторону дороги, болотистый луг переходил в трясину, которая дугой огибала гору и заканчивалась сплошным болотом у железной дороги, недалеко от станции. Покатая гора с двумя хуторами на вершине издавна славилась своей песчано-глинистой почвой, на которой особенно хорошо родился картофель, а горох рос почти такой же сладкий, как у даугавцев. На соседнем хуторе Лекши развели яблоневый сад, от вайнельской клети его отделяла только небольшая полоска шириной в двадцать шагов, с пятью развесистыми ясенями. Вокруг Вайнелей деревья не росли, только посреди двора стояли три старые липы, такие высокие, что на полволости видно.
Андр Осис не дошел до смежной дороги между двумя дворами, а свернул прямо через луг на гору, надеясь, что увидит Иоргиса Вевера где-нибудь на поле, и тогда не придется встречаться с посторонними. Идти здесь можно было напрямик, покатый склон на этой стороне хутора не запахивался уже года три. Одуванчики на высоких стеблях росли густо, лошадиный щавель и пырей доходили до пояса, снизу трава была густая и сочная — очевидно, земля здесь хорошая, даже удивительно, почему ее не обрабатывали. Навстречу ему шел темно-рыжий телок, подняв голову и шевеля ушами; две раскормленные коровы не спеша, с чавканьем ели траву, раздвигая мордой щавель, искали, что помягче и повкуснее, — здесь было из чего выбирать. У бурой коровы лыковая веревка привязана к путам, обвитым вокруг рогов; на черной — недоуздок, свитый из пеньки, с красивыми розанчиками, совсем как у лошади. Она подняла голову, посмотрела глупыми, сердитыми глазами и предостерегающе замычала.
У кола, к которому привязан другой конец лыковой веревки, вместо палицы лежал тяжелый молот из ясеневого дерева с гладко обструганной рукояткой.
Иоргис Вевер ничего не делал так, как другие.
Хозяйка была права, он не праздновал воскресенья — на той стороне, около железной дороги, виднелись его две гнедые лошади. Андр обошел дом и направился к нему. Эту часть своей земли Иоргис Вевер обрабатывал из года в год: прямыми полосами тянулись пашни от дома до елового заграждения, вдоль насыпи железной дороги. Льна не было видно; рожь густая, темная и ровная; овес тучный, уже сизый; красной лентой протянулась гречиха. На паровом поле в больших кучах лежал навоз, вывезенный еще зимой. Ячмень Иоргис Вевер только сейчас боронил. Но самое чудное было то, что целая полоса, хотя и уже, чем остальные, засеяна коноплей и обсажена бобами.
Лошадей и борону хорошо видно, но самого Иоргиса Вевера — нет. Иоргис Вевер [28] — так его звали по бывшему ремеслу, в действительности же он Фрейман, двоюродный брат шорника по отцу. Лошади брели в сторону железной дороги. Пройдя еще немного, Андр увидел и пахаря. В парной упряжи не две бороны рядом, как полагалось, а только одна, но гораздо больше тех, что мастерил Осис; борона сделана не из скрещенных жердей, с деревянными втулками, а из крепких четырехгранных брусьев, скрепленных лозовыми кольцами. Две лошади тянули борону, на ней мешок с соломой, а на мешке растянувшись лежал Иоргис Вевер и читал книгу.
У елочек, которыми обсажена железная дорога, лошади сами поворачивали кругом. Увидев Андра, Иоргис Вевер придержал лошадей и поднялся. Это был рослый и плотный мужчина, в рубахе с засученными рукавами, в полусуконных брюках, подвязанных у щиколоток веревкой. Голова ничем не покрыта, пепельные волосы подстрижены ежиком, как у немца. Полное лицо небрито, но борода растет плохо — только редкий пушок пепельного цвета; ласковые глаза улыбались, рот, казалось, улыбаться не умел.
Иоргис Вевер, как видно, не удивился, — должно быть, привык к посетителям. Подавая руку, увидел и сразу понял, что принес Андр, с чем пожаловал, долгих разъяснений не понадобилось. Андр подержал его книгу, пока он рассматривал принесенное в починку.
— Зимой, когда у тебя будет больше свободного времени, приходи за ней, я дам прочесть, — сказал он высоким женским голосом. — Чудесные рассказы! — Еще раз осмотрел челноки. — Это мой, а этот нет; его, должно быть, делал Мартынь Ансон.
Хотя и второй челнок был из древесины дикой яблони, коричневый, гладкий, но что-то в нем было сделано не так, как нужно. Иоргис долго вертел его и, нащупав отскочившую на носике медную оправу, покачал головой.