Каргуль тоже спешит исповедаться: ежели уж говорить по правде, он никогда к Павлякам настоящей злобы не испытывал. Яська-то, саданувший его косой под ребра, молодой был еще и опять же отцовой воле послушный. Теперь старый Павляк в земле лежит и времена вовсе поменялись, нечего теперь назад оглядываться, все ж таки человек — он вперед, не назад живет…
— А все от бедности вашей было, совсем наш народ от нищеты этой дурной был, — заключает свою тираду Каргуль и отхлебывает прозрачную жидкость из кружки.
— А теперь конец с этим! — восклицает Казик.
— Навсегда! — вторит ему Каргуль.
— Нету больше межи! — Каэик рассекает рукой воздух, точно зачеркивая невидимую межу.
— Нету! — соглашается Каргуль.
— Здесь вокруг вон сколько земли, — хохочет Казик, — бери сколько хошь, никто тебе ее ложкой отмерять не станет!
— Казимеж, слышь, Казимеж, — толкает соседа в плечо Каргуль, — твоя родит скоро… У вас коровы нету, так я от моей Мучки молока сколько надо завсегда дам.
А Казик, растрогавшись, спешит предложить со стороны:
— Ты, Владек, без лошади мыкаешься, а у меня кобыла жива-здорова сохранилась. Пока своей не наживешь, я тебе лошадью помогу…
Теперь уж и слов больше не надо: обнялись оба, завсхлипывали на груди друг у друга. Что тут клятвы, и так ясно: нет и не было лучших друзей на всем свете. В порыве нежных чувств захмелевшие мужики не замечают, что уже свалились с доски, на которой сидели, и, лежа на соломе, продолжают обниматься, нежно повторяя: «Казик!», «Владек!»…
На третий день Казимеж, натянув старые сапоги, картуз и сшитую из одеяла куртку, выходит к своей стодоле. За. ней простирается поле, которое теперь принадлежит ему. Там, среди густой пшеницы, грозно застыли, воздев к небу дула умолкших орудий, полусожженные немецкие танки.
Далеко, насколько хватает глаз, тянутся брошенные немцами неубранные поля. Казик срывает колос, внимательно рассматривает его и переводит взгляд на заросшее сорняками поле. На лице его появляется выражение озабоченности. «Ох, не быть урожаю с того, что другие посеяли…» — вздыхает он. Вдруг до него доносится характерное чавканье коровы — это Каргулева Мучка пасется на его поле. Мучка на его земле!
Схватив палку, Казимеж со всего маху лупит ею корову.
— Ах ты зараза! Да чтоб тебе моя трава боком повылазила! Пошла вон отсюда, марш на свою землю!
Таща на цепи колоду, к которой она привязана, Мучка возвращается на поле Каргуля. Казимеж запускает ей вслед валявшимся неподалеку колесом, удар приходится по цели. Перепуганная корова, тяжело прыгая, скачет в глубь Каргулева поля. Казимеж, чрезвычайно довольный победой, оборачивается и натыкается… на взгляд Каргуля, который стоит в воротах своей стодолы.
И тут — точно вспыхнула искра от удара их взглядов — за спиной Казимежа раздается мощный взрыв. Когда туча дыма оседает, становится ясно, что это Мучка подорвалась на мине.
Рассерженный Каргуль бежит к Казимежу, крича на ходу:
— Ах, вон ты как! Твой брат Яська меня уже один раз убил, теперь ты за убийства принялся?!!
Казимеж, который доходит ему ростом только до плеча, воинственно выпячивает грудь.
— Принялся! И дальше приниматься буду! Потому как ты, Каргуль паршивый, святость не уважаешь!
— Это какая же такая святость тебе снится, чучело гороховое?!!
— А такая, что межа — дело святое! И ежели ты этого на носу своем не зарубишь, так я тебе опять на ребрах святую истину выпишу!
— А где ты тут межу углядел, а? — хрипя от ненависти, кричит Каргуль, разводя руками так широко, будто желает охватить ими землю до самого горизонта.
Стоя на краю огромной ямы, образовавшейся от взрыва, и уже позабыв о корове, они начинают топтаться друг возле друга, как два петуха, готовящиеся к бою. Вдруг оба застывают в неподвижности: со стороны дворов слышатся отчаянные крики Вити и Ядьки: «Мины!.. Мины!..»
Опомнившись, мужики растерянно оглядываются вокруг. Среди моря золотых колосьев притаилась смерть. Сделай они шаг — и лететь им в небо, как взлетела только что покойница Мучка…
— Выводи вот теперь отсюдова… — уже почти мирно говорит Казимеж.
— Иди, пожалуйста! Ты начал, тебе первому и дорога, — приглашает жестом любезного хозяина Каргуль.
— Так твое ж поле, — Казимеж хитро щурит глаза, — вот и показывай дорогу.
— У нас сперва гостям дорогу дают.
Окинув Каргуля с ног до головы ненавидящим взглядом, Казимеж, не желая показаться трусом, начинает осторожно, шаг за шагом, продвигаться вперед. Каргуль идет сзади, высоко поднимая ноги и старательно ступая ему в след. Хотя оба полны напряжения, перепалка между ними не утихает.