Теперь очередь Павлика: этот родился уже здесь, на западных землях, нынче учится, студент.
Толстяк Кекешко, местный мельник, который тоже оказался среди зрителей, сделав шаг вперед, спешит представиться:
— А я как раз ему крестным отцом довожусь…
Витольд, улучив момент, снимает шляпу и пожимает дяде руку.
— Спасибо вам, дядя, что вы моей Ане крестным отцом быть согласились. Мы все ждали, пока приедете, не крестили…
— А где же мать малышки? — интересуется приезжий.
Только после этого осмеливается подойти к знатному гостю Ядвига. До этого она держится в сторонке.
— А откуда она? Из чьих будет? — спрашивает «американец», внимательно разглядывая лицо молодой женщины.
— Да от соседов наших… — торопливо поясняет Казимеж, точно боясь, что кто-нибудь из присутствующих опередит его и скажет не то, что нужно.
Представив всех, Казимеж считает встречу оконченной и кивает сыновьям, чтобы взяли чемоданы. В это время к станции подъезжает злополучное такси. Казимеж, весело кивнув в его сторону, говорит несколько нараспев [2]:
— Вот черт! Американская машина, а сломалась! Встала посередь дороги, и ни туды, ни сюды. Через это мы и опоздали…
Приезжий окидывает взглядом горизонт: впереди, на полях, золотятся снопы, справа чернеет полоса леса, слева пестреют мозаикой яркие крыши местечка.
— Длинно здесь… далеко до вас, — поправляется гость, чувствуя, что сказал не то слово.
— В ту-то сторону небось дальше ехал! — живо откликается Казимеж.
— Why?.. Чего?..
— Так ведь из дому ж бег…
— Из дому… А где твоя дом?
— Сейчас увидишь… — Казимеж машет в сторону местечка.
Он не замечает горькой улыбки на лице брата. Разговор, который они ведут как бы между прочим, стоит им больших усилий.
«Американец» не желает садиться в такси, хотя туда уже уложили его чемоданы.
— Мы… идти… — чуть улыбается он. — Смотрейшен, на какие земли ты сменил наши Крушевники. — Приезжий говорит с трудом, явно подыскивая польские слова.
— Кружевники, — поправляет его младший брат. Хотя они и остались на востоке, но для нас-то они теперь здесь, где сейчас живем. Помнишь, как наш тятя, бывало, говорил: «Ежели тебе охота придет с места стронуться и будет та охота сильнее тебя — уступи ей. Иди, но большие города обходи сторонкой, а селись в тех, что поменьше, и селись с самого краю, чтоб прохожие у тебя про старосту спрашивали, а не у старосты про тебя…»
— Yes, тятя так говорили, но тятя остались там, в Крушевниках…
— В Кружевниках, — снова поправляет Казимеж своего седовласого брата и низко кланяется ему.
Из дома с надписью «Починка обуви» выходит мужчина в кожаном фартуке. Казимеж шепотом поясняет:
— Это войт* наш. Он тут, в Рудниках, первый войт был.
— Последний войт в… twenty seven году был… Таранчук.
— Да неужто ты еще помнишь! — изумляется Казимеж.
Старший брат молча пожимает плечами, давая понять, что вопрос неуместен: он помнит все.
Идущие к городку братья выглядят рядом, как плохо подобранная в упряжи пара лошадей: «американец», несмотря на свои семь десятков, кажется моложе Казимежа на добрых десять лет. Рядом с сухощавым, стройным, сдержанным в движениях Яном Казимеж кажется кругленьким и очень суетливым.
Оглянувшись, Ян с удивлением видит такси, которое медленно тащится метрах в пятнадцати от них. Казимеж, заметив его удивление, поясняет:
— Это я ему велел… Ну-ка у тебя ноги заболят?
— Lost money… Тратишь деньги.
— Да он же родня нам! — восклицает Казимеж так. будто этим все сказано.
«Американец» оборачивается, чтобы, лучше рассмотреть шофера.
— Чей он?
— Да соседов наших сын…
За такси торжественно шествуют остальные Павляки.
Завидев возле рынка кузню, «американец» вытаскивает из кармана очки в золотой оправе и всматривается в пылающее жаром и огнем помещение так, точно наткнулся на что-то почти забытое, но очень родное.
Вспугнув стаю галок, прозвонили колокола на башне костела.
— Когда я сюда приехал, колокола и те еще молчали! — с оттенком гордости говорит Казимеж.
— В нашем костеле, хоть он и деревянный был, а колокола лучше звонили, — вздыхает Ян.
— Только у тебя сапог не было до костела дойти, — бросает мимоходом Казимеж и, указывая на выступающие над морем зелени крыши домов поодаль местечка, говорит:
2
Эта напевность речи, как и многие из любимых словечек Казимежа, свидетельствуют о том, что он вырос в восточной части Польши.