Нет, конечно, если победит Адриан, я… Хотя, я ему всё равно откажу, пусть походит, поухаживает, а я пока продолжу учиться. Как-то в планах не было «сцепляться» до получения диплома.
— И что за состязания?
— Никто не знает, но все ищут пути, чтобы пробраться на них, — Рина потёрла ладошки. — Я тоже!
Так, за разговорами, мы миновали пропускной пункт и свернули на длинный мост, ведущий к полигону, и не смогли пройти дальше. Сильная защита, словно прозрачная стена, отгораживала полигон, а за ней ещё и возводился чёрный, словно ночь, купол.
— Думаю, что ни у кого не получится пролезть, — сказала я.
— Ничего себе перекрыли, — расстроенно прошептала Рина.
— Да, заморочились неслабо, — согласилась я, не зная, радоваться такой чести или нет.
Постояли ещё немного, я увидела, что не только мы с Риной топчемся возле силовой стены, в отдалении ещё несколько групп студентов ходили, трогали и даже тыкали в стену каким-то щупами.
Я подумала: «Если кто и сможет снять эту защиту, то только Дмитрий», — но вслух об этом говорить не стала.
— Ладно, пошли, — сказала Рине. — Думаю, что здесь мы больше ничего не увидим.
***
Птица
На следующий день странности с учёбой и моими способностями продолжились.
На лекции по квантовой механике профессор Салерт задал вопрос, на который никто не мог ответить вот уже два месяца. Он на каждой лекции повторял этот вопрос. Я помню, как после первого раза полдня просидела в библиотеке, пытаясь отыскать ответ, но так и не нашла. И вот сегодня…
— Как повлияет смена гипернапряжения поля на стабильность в точке Лагранжа[1], если в системе присутствует третий нестабильный объект? — спросил профессор.
И я вдруг поняла, что знаю ответ, и подняла руку.
Профессор Салерт не просто удивился, он не ожидал, и, видимо, задавая вопрос, собирался начать лекцию и говорить на другую тему. Поэтому сразу даже не обратил внимания на мою руку.
Но сегодня на лекции был и Ларс, и он, со свойственной ему непосредственностью, крикнул:
— Профессор, кадет Горич что-то хочет.
— Кадет Горич, — уже практически отвернувшийся, чтобы пройти на кафедру, профессор, прищурившись посмотрел сначала на Ларса, а потом на мою вытянутую руку, — что вы хотели?
— Я хочу ответить на вопрос, — произнесла я, вставая.
— На какой, кадет Горич? — профессор явно не мог поверить в то, что кто-то может знать ответ, и, возможно, мне стоило промолчать, но я уже не могла остановиться и оттарабанила ответ.
В аудитории воцарилась странная тишина. Профессор Салерт тоже молчал, потом спросил:
— А Дмитрий Горич, случаем, не ваш родственник?
— Брат, — ответила я.
— Это хорошо, — успокоившись, сказал профессор. Даже черты его лица смягчились, из них ушла странная напряжённость, появившаяся, когда он только услышал мой ответ.
— Садитесь, кадет, — сказал профессор.
Но тут зашумели остальные:
— Это правильный ответ?
— А при чём здесь брат Алны?
— А вы нам разъясните ещё раз!
Профессор поднял обе руки ладонями к нам:
— Успокойтесь!
Потом посмотрел на меня:
— Кадет Горич, готовы сами объяснить? Или просто зазубрили?
Меня такая обида взяла:
— Готова, профессор.
И я вышла на кафедру. И не просто объяснила, я включила голопроектор и голостилусом нарисовала трёхмерную модель, причём сама же поразилась, что нарисовала именно земную модель, а не местную.
После того как нарисовала, завороженно глядя на схему, узнала Землю и Солнце. Ту галактику, в которой когда-то родилась Алёна Птицына.
— Любопытная модель, откуда вы взяли такую схему? — спросил профессор, прищурившись. — Её нет в стандартных учебниках.
Но я, вместо того чтобы ответить, тоже задала вопрос:
— А вы видели такую схему, профессор Салерт?
— Видел, — ответил профессор, — это модель идеальности. Говорят, что такое расположение было только в системе Изначальных.
Потом он взглянул на остальных и сказал:
— Но это лишь теория, доказательств существования такой системы так и не было найдено в обитаемых секторах галактики.
Снова обратился ко мне:
— А вы откуда знаете? Может быть, брат вам рассказал?
И я решила, что раз у меня нет ответа, то лучше я скажу так, чтобы профессор не переживал, и кивнула.