— У вас все, мисс Кендал?
— Что мне положено, я сказала.
— Вам разрешается продлить свою речь, поскольку вы приехали иа такого далека.
Рина помотала головой, подумала, посмотрела на мистера Хатчинса:
— Я скажу от имени его матери.
— Сделайте одолжение.
Она перевела взгляд на Роба.
— Ева шлет вам обоим любовь и лучшие пожелания.
Роб возразил:
— Она могла бы и сама их привезти. — Голос прозвучал весело, однако слова были сказаны.
— Да вот не привезла, — сказала Рина. И взглянула на Форреста. — Пожалуйста, скажите что-нибудь еще.
Рейчел сидела напротив Форреста. И речь свою он обратил к ней.
— Вы знаете этого человека не хуже меня. Собственно, вы знакомы с ним дольше, чем я, хотя я и видел его некоторое время в самом начале его жизненного пути. А кажется, что вчера! Я безмерно счастлив, что он разыскал меня этим летом и предложил восстановить отношения, хотя у меня не было никакого права рассчитывать на что-либо, кроме дальнейшего отчуждения. Разыскал он и вас. По глазам, по радости вашей догадываюсь, что и он для вас находка. Надеюсь, что так, и буду молиться за вас обоих, как умею. Это большая удача, для нашей семьи, во всяком случае, — с вашего разрешения, мисс Рина — для семьи его матери.
Рина, не отрываясь, смотрела в лицо далеко сидевшему от нее Форресту, однако она не подала никакого знака — ни согласия, ни протеста.
Форрест продолжал, по-прежнему обращаясь к Рейчел:
— На вашу долю выпадут главные трудности. Он наполовину Мейфилд, и потому страдания не в его вкусе. Но он также наполовину Кендал, — а как все мы можем убедиться, сидя за этим столом при ярком свете лампы, — Кендалы очаровательны, так что нас влечет к ним, хотим мы того или нет. — Он наклонил голову в сторону Рины.
— То есть к Уотсонам, — сказала Рина. Она улыбнулась Робу и опять повернулась к Форресту. — Моя мать была Уотсон. Это к ним влекло людей — моего отца, вас. А я Кендал. Кендалы — свита. Потому я и притащилась сюда сегодня.
Форрест расхохотался — а за ним все остальные — и закончил, снова обратившись к Рейчел:
— В этом часть вашего задания: определите, кто же он. Скорее всего обнаружится, что он многолик. А определив, любите его еще крепче. — Он почувствовал, что вот-вот прослезится, и повернулся к отцу Рейчел: — Не будь у нас сухого закона, мы могли бы выпить за их здоровье.
Мистер Хатчинс сказал:
— А мы и так можем. — Он посмотрел на жену. — Здесь все свои. — Потом повернулся к Рине: — Мисс Кендал, вы выпьете рюмочку старого коньяка домашнего изготовления?
— С большим удовольствием.
Мистер Хатчинс кивнул жене, и та позвонила в колокольчик. Все сидели молча, словно в ожидании отправки поезда, и вскоре услышали приближающиеся из кухни шаги — в дверях с любезной улыбкой появился Грейнджер. Мистер Хатчинс сказал:
— Вот что — спустись в подвал, пройди мимо полок, на которых стоят банки с варениями и солениями, и там, в глубине, найдешь серый кувшин, на котором синим написано: «Рейвен» — это мое имя, так же звали моего отца (сообщил он Рине). Принеси его сюда и захвати десять рюмок.
Грейнджер сказал:
— Слушаюсь. А так все в порядке?
— Все очень хорошо. Спасибо тебе.
— Мистер Роб, вы как? Молодцом? — Грейнджер нацелил указательный палец на Роба.
— Ой, пропадаю, — Роб засмеялся, — дуй скорей за кувшином.
Грейнджер сказал:
— Бегу! — и повернулся к двери.
Мистер Хатчинс крикнул ему вдогонку:
— Грейнджер, попроси по дороге Грейси принести нам ветчины и хлебцев.
— И графин воды, — сказал Роб, — из источника. Можно?
Грейнджер посмотрел на мистера Хатчинса.
Мистер Хатчинс со смехом кивнул.
Но Рейчел сказала:
— Не надо. Лучше колодезной воды, а то всех гостей перетравишь.
Мистер Хатчинс сказал:
— Ну, раз так, то всем колодезной, только первым долгом ступай в погреб.
Грейнджер повторил:
— Серый кувшин, — и отправился на поиски.
Форрест проводил его взглядом, прислушался к затихающим в отдалении шагам, потом повернулся к сидевшей рядом с ним Элис и сказал:
— Насколько я понимаю, вы уже раньше встречались с Робом?
Элис ответила:
— Мы познакомились летом. Я знаю его всего три-четыре месяца.
— Как я уже говорил вам, — сказал Форрест, — я и этим не могу похвастаться.
Элис сказала:
— Тогда, значит, у вас впереди много приятных неожиданностей.
Форрест сказал:
— Надеюсь. Скажите, вы правда так думаете? — Элис сидела справа от него; он проговорил это тихо, но так, что не ответить было нельзя.
Она кинула быстрый взгляд в сторону Роба, сидевшего через человека от нее — за Уиртом Робертсом, который все еще шумно ел.
— Ведь они будут жить поблизости от вас. Я хочу сказать, вы станете постоянно встречаться, и у вас будет время по-настоящему узнать его.
— А вы б доверили ему? — спросил Форрест.
— Что, например?
— Свою жизнь, что-нибудь в не меньшей степени для вас ценное?
Элис сказала:
— Жизнь Рейчел я ему, во всяком случае, доверила.
— Ну, это было нетрудно, — сказал Форрест.
— Не скажите, — возразила Элис. — Я ее старшая шаферица. Завтра я предстану перед господом и скажу, что одобряю союз, на который испрашивается божье благословение.
Форрест покачал головой.
— Ничего вам говорить не придется.
— Однако я буду присутствовать, с меня и этого достаточно.
Во время их разговора в комнату вошла высокая темнокожая девушка и остановилась около Форреста с блюдом ветчины. До сих пор за столом прислуживал Грейнджер, а поскольку Форрест попал сюда всего за чае до ужина (последним поездом из Ричмонда), то в кухню заглянуть он не успел. Теперь он поднял взгляд на девушку и сказал:
— Ты — Грейнджерова Грейси?
— Просто Грейси, — ответила она и чуть тряхнула блюдом, мол, если берете, так берите.
Он взял кусочек.
— Значит, встретимся в Ричмонде.
— Если не будете встречу оттягивать, — сказала она.
Форрест попробовал вчитаться в ее лицо, хорошо выточенное, властное и совершенно непроницаемое. Глаза огромные, но прищуренные. Губы улыбающиеся, но сомкнутые.
— Подай ветчину мисс Элис, Грейси, — проронила миссис Хатчинс.
Затем вернулся Грейнджер с большим круглым подносом, на котором стояли кувшин и рюмки. Он поставил все это на буфет, за спиной у мистера Хатчинса, и спросил:
— Сами будете или мне разлить?
Мистер Хатчинс ответил:
— Давай ты, — а сам продолжал разговаривать с Риной и Робом. Молчали только братья Робертс и Форрест, слегка отодвинувший стул от стола, чтобы посмотреть на Грейнджера, разливавшего в нескольких шагах от него густой янтарный коньяк с такой осторожностью, будто сам претворил воду в вино (законное право непосредственного участника событий этого неторопливого радостного дня) — вино для нескольких чужих друг другу людей, объединенных на короткий срок общей целью, которая неожиданно возникла в их текущих по разным руслам жизнях, — и готовился разносить наполненные рюмки с торжественностью, подобающей сегодняшнему вечеру и грядущему дню.
Миссис Хатчинс задала какой-то вопрос, но Форрест, как зачарованный, смотрел на Грейнджера, он даже не повернулся к ней.
Закончив первую половину своего дела, Грейнджер поднял поднос и направился прямо к Рине, которая приняла рюмку с коньяком, улыбнулась и сказала: «Благодарю!» — первое слово, обращенное ею к Грейнджеру.
Грейнджер счел нужным ответить — его шепот вклинился и гул голосов, однако Форрест отчетливо услышал: «Я рад!», после чего Грейнджер перешел к сидевшему рядом с Риной Найлсу Фитцхью — главному шаферу Роба на завтрашней свадьбе.
Форрест поднялся с места и сказал:
— У меня сердце полно до краев, мистер Хатчинс. И прежде чем пить ваш коньяк, разрешите мне на свежую голову сказать еще одно слово.
Роб сказал:
— Да уж, отец, лучше не откладывай. Эта микстурка выглядит довольно-таки зверобойной.
Рейчел сказала:
— Можешь не сомневаться. Говорите, мистер Мейфилд.
Мистер Хатчинс сказал:
— Быстренько.