Он отказался от ужина, ссылаясь на нездоровье, и ничком свалился в постель.
Пришла обеспокоенная мама. Как всегда, она хотела коснуться губами лба Никиты - нет ли температуры, но он спрятал лицо в подушку. Тогда она попыталась потрогать его шею рукой, которую только что целовал тот, и Никита, вскочив, грубо отбросил ее руку.
- Ты что, сынок? - удивленно спросила мать.
- Ты знаешь что! Уходи!
И она поняла, ушла из комнаты. Дверь была открыта, отец все видел и слышал. В доме в тот вечер стояла мертвая тишина. Никто не проронил ни одного слова.
А дальше события развернулись с неожиданной быстротой. Отъезд отца якобы в командировку. Потом бессвязная попытка матери оправдаться - с отцом они не сошлись характерами и она выходит замуж за своего начальника.
И вот вчера этот человек появился у них с двумя чемоданами.
Никита переночевал эту ночь дома. «Последний раз» - так решил мальчик. Не мог же он, Никита, терпеть этого «типа» в доме, где родился, вырос и был всегда рядом с отцом. Он возненавидел мать, не мог глядеть на нее. Его терзало и то, что отец молчит. Почему он не оставил письма, не взял сына с собой, если уехал насовсем? Что же он, забыл, что у него есть сын? Значит, вот она какая жизнь: жестокость, несправедливость. Значит, нет в ней места ни любви, ни долгу, ни чести!
На соседней улице жила бабушка, мать отца. Но она старенькая и больная. Как принести ей такое известие! Он не решался пойти к ней.
Промаявшись ночь, не выучив уроки, голодный и растерянный, Никита пришел в школу задолго до звонка. Школа была еще закрыта. Никита постоял у крыльца и направился к дому Николая Михайловича. Кому же, как не ему, можно было поведать о своем несчастье. От кого же, как не от него, услышать ответ на страшное недоумение, которое истерзало Никиту за эти дни, и получить совет, как жить дальше.
Но по дороге повстречался ему Семен с фотографией, найденной в музее, отвлек Никиту от горьких мыслей. Потом уроки. Затем беготня к Грозному, в глазную поликлинику…
Ребята разошлись, а Никита пошел следом за учителем, видел, как тот сворачивал в переулки, переходил дороги. Никита ускорял шаги и снова в нерешительности отставал.
Учитель вошел во двор, поднялся на крыльцо и скрылся за дверью.
Никита ходил взад-вперед мимо дома. Слезы то и дело выступали на глазах. Ему было жаль себя - брошенного родителями, как ненужного котенка, голодного, бездомного. Он не решался пойти к Грозному.
А Николай Михайлович в эти минуты вынул из портфеля письмо, адресованное ему на школу, и с волнением читал его:
Глубокоуважаемый Николай Михайлович!
Вам пишет отец Вашего ученика Никиты Пронина. К сожалению, я всегда был нерадивым отцом и ни разу не заглядывал в школу (там часто бывала мать Никиты), поэтому с Вами я не знаком. Но, по рассказам сына и его одноклассников, я знаю Вас как талантливого педагога и человека большой души. Вот почему в тяжелый час жизни я пишу именно Вам, рассчитывая на Вашу помощь.
Никита думает, что я уехал в командировку (если мать еще не сообщила ему правды), но я уехал из дому совсем, потому что моя жена мне изменила. Никита все знает. Прошу Вас, поддержите сына в трудный момент. Вы же знаете, что несчастье свое он будет переносить в одиночестве. Это может оказаться для него невыносимым. Думаю, что оставаться дома ему будет слишком тяжко, уговорите, пожалуйста, его пожить пока, до моего приезда за ним (я уверен, что он пожелает остаться со мной), у бабушки. Я ей все рассказал.
Заранее благодарю Вас. Простите, что к Вашим вечным хлопотам я прибавил еще одну заботу. Прошу Вас передать сыну письмо. Оно не запечатано намеренно, чтобы Вы его прочли. Другого адреса для письма сыну у меня нет.
С. Пронин.
Ниже был написан обратный адрес.
В конверте лежал еще лист бумаги, сложенный вчетверо.
Грозный не стал читать этого письма.
«Да, мальчику трудно. Ой как трудно, - думал он, - надо бы немедленно его разыскать». Он взглянул на часы. «В школе ему делать уже нечего. Идти к нему домой нельзя. Лучше всего послать сейчас же за ним кого-то из его одноклассников».
Грозный присел к столу, достал записную книжку, нашел телефон Кедриных.
- Будьте добры Лалю, - сказал он после того, как низкий женский голос ответил: «Алло, вас слушают».
- А кто просит ее? - поинтересовалась, видимо, мать Лали.
- Николай Михайлович, ее учитель.
- А! Здравствуйте, Николай Михайлович! - Голос стал неофициально приветливым. - Одну минуточку, Лаля подойдет.
- Я слушаю вас, Николай Михайлович!
- Лаля! Мне нужен срочно Никита Пронин. Нет, звонить ему не надо. Ты не можешь дойти до него и послать его ко мне? Не знаешь адреса? А телефона кого-нибудь из его близких товарищей у тебя нет?.. Кто? Володя Кучеренко?.. Так он же живет напротив меня. Как это я забыл!.. Спасибо, Лаля. Я сам схожу. До свиданья. Извини, что побеспокоил.
Николай Михайлович поспешно натянул плащ, быстро спустился с крыльца. И каково же было его удивление, когда возле калитки он увидел Никиту Пронина.
- Ну вот, а я за тобой! - радостно сказал Грозный. - Пошли, брат, ко мне.
Никита ничему не удивился. И молча пошел за учителем.
- Не обедал? - снимая плащ, спросил Грозный.
- Нет.
- Худо. Я обедал в столовой. Будем пить чай - с хлебом, сыром, маслом и колбасой. Тоже неплохо, верно?
И он включил электрический чайник.
- Садись.
Никита сел на табурет, сделанный школьниками. Николай Михайлович не садился. Он ходил, что означало, как давно заметили ученики, большое волнение.
- Ну, вот что, дружок. Я все знаю.
«Иначе не могло быть!» - подумал Никита, и словно гора свалилась у него с плеч. Не надо было рассказывать про мать, про ее начальника, про то, как по-хозяйски тот ввалился в их дом со своими чемоданами.
- А вот тебе письмо от папы.
Нет, он был просто добрым волшебником из сказки - этот учитель.
- От папы? - счастливо задохнулся Никита и, схватив письмо, встал и жадно принялся читать.
Отец утешал сына, как мог, и писал, что через месяц вернется. А пока, если сын захочет, может жить у бабушки, которой отец уже сообщил о случившемся.
Ты уже большой, решишь сам, с кем остаться - со мной или с матерью. Деньги на свои личные расходы возьмешь у бабушки…
Никита закончил читать письмо, и стало ему легче жить на свете.
Он не один. У него отец, который любит его. Но почему же, почему теперь, когда стало легче, он не может, как ни силится, скрыть предательских слез! Он протянул письмо учителю и закрыл руками лицо.
- Ничего, Никита, поплачь. Это горе и взрослому не по плечу. - Он обнял мальчика и, помолчав, добавил: - Советую так: до приезда папы пожить у бабушки. Подумать обо всем. Сгоряча никогда не принимай серьезных жизненных решений и обязательно держи меня в курсе своих дел. Обязательно. Договорились?
Никита смущенно ладонями вытер лицо, кивнул, соглашаясь.
- А теперь будем пить чай.
Николай Михайлович поставил на стол красивый японский сервиз: чашки из тончайшего фарфора, сахарницу, изящные тарелки.
Он подал Никите колбасу, сыр, завернутые в бумагу, и нож.
- Режь и клади на тарелки.
- Может, я не так нарежу? - засомневался Никита при виде такой красоты на столе.
- Режь как хочешь. Все равно съедим, - засмеялся Николай Михайлович.
И Никите стало так хорошо с учителем, беспокойно, конечно, потому что беда, пришедшая к нему, была не мимолетной детской бедой, а несчастьем, которое останется с ним на всю жизнь. Как ни был юн и оптимистичен Никита, он понимал это.
Он с наслаждением ел показавшиеся ему необычайно вкусными закуски, пил совершенно необыкновенный - крепкий и ароматный - чай. И боль понемногу отступала. Ему хотелось задать учителю тот самый главный вопрос, который мучил его последнее время: о жестокости взрослых, о пошлости человеческих отношений, о невечности самого святого на земле. Зачем же тогда жить?