Он говорил как озабоченный старший брат.
Из всех картинок для пристального рассмотрения я выбрал одну. Обстановка перед зеркалами та же. Так же неведомая сущность выходит из Илоны, гуляет где-то в зазеркалье, и возвращается. Но здесь, в зеркале справа, в месте, где отражения и быть не могло, я заметил тонкий женский силуэт.
Тарантул дал увеличение, и я узнал его. Илона! Еще одна Илона! Там, в зеркале, сама по себе. И, - с живыми, узнаваемыми глазами, переполненными такой тоской, что...
- Всё, хватит! - сказал я, - Что это такое?
- Не знаю, - признался Тарантул, - Люди иногда совершают поступки, мне непонятные. Ищу дополнительную информацию
- Ищи, друг мой, ищи, - сказал я ему и вышел из спальни.
Надо попробовать самому разобраться.
Обе колдуньи, сосредоточенные до угрюмости, сидели на кухне. На столике, - свежезаваренный красный чай, из лепестков роз, ведь редкая, магическая. Такой чай предназначен для снятия нервного перенапряжения. Не сказав ни слова, я устроился рядом. Так же молча хозяйка налила чашечку своего эликсира. Сделав глоток, я спросил ее:
- Что есть любовь, женщина?
До этой ночи я воспринимал ее как обычную египетскую крестьянку, не знающую ничего за пределами бытовых интересов. По Розе Мира, из внешнего, периферийного круга. Но ее ответ...
- Если спрашиваешь, не знаешь. Я скажу, но ты не поймешь. Женщине для любви нужен Меджнун.
Я действительно не понял. Но не Илону же спрашивать. Отставив недопитую чашечку, я поднялся и вышел в сад. Хозяйка вдогонку прокричала:
- Не жди нас раньше вечера. Мы в Мемфис за...
Я не дослушал. Повод она придумала только что. Они догадались, что мне стало известно о ночных сеансах. Правильно: войскам требуется перегруппировка. А им нужен Меджнун.
Ведьмы умчались в древнее сердце Египта. Я вернулся в дом, открыл чемодан детектива Ламуса. И сразу увидел на обложке слова: "Лейла и Меджнун". Отложил в сторонку. Что там еще? Гамлет с Офелией? Вот: "Братья Карамазовы", трехтомный Алишер Навои... Недолго думая, сложил все обратно в чемодан и перенес его к себе. Теперь я папа Карло. И полено тоже я.
Чего не хватает Ламусу, зачем он таскает с собою такую тяжесть? Ищет свою Лейлу? Приключений ему мало, любви земной захотелось?
Но я уже не мальчик из Космоколледжа. Это там мы сочиняли пленительные женские образы и мечтали о вечном экстазе. Не зная причины, по которой потерян был рай. Тарантул вчера напомнил: жил среди людей великий, по имени ибн Сина. И считал он земную любовь психическим заболеванием, сродни наваждению. Амок, навеянный Антаресом...
Перед глазами стоит лицо Илоны, спрятанное в зеркале.
Маха-Майя, Великая Иллюзия...
"Комната смеха" - внутри меня!
Я погрузился в междустрочные миры. Страница за страницей, книга за книгой. И не заметил, в какой вечер вернулись женщины, в первый или другой. И снова ушли.
Разве на прежней Земле не было магии? И не терялись люди в зазеркальях? Разве жар любви не сменялся холодом отчуждения?
Всё было. Но на этой Земле это "всё" происходит по-другому. Тарантулу меня не понять, а Сибрус далеко. Мумия Имхотепа поднимет человечество. Откуда поднимет, куда? А кстати, между прочим, где Джино? Такой симпатичный, девицеподобный, никому не нужный... Кто же пристроил его в экипаж Ареты? Кто-то не слабый, вот и потянуло его... Думаю, Джино еще вернется. И Агуара тоже. Нужное им где-то около меня.
Гость пришел, когда я устал от чтения. Не пришел, а явился, без стука в дверь, с ходу. Не думал, что один человек способен создавать столько шума.
- Сударь! - громко выдохнул он, увидев меня.
Кругом разлилось крепкое амбре сложнейшего состава. Если бы в доме водились мухи, этот выдох стал бы их эпитафией.
- Сударь, как я рад! Всюду одни хлюпики да нытики. А вы, - я вижу! - вы, - мужик!
Гремя сапогами, он обошел комнаты и увлек меня на кухню. Перевернул на стол бумажный пакет и как по волшебству, клеенчатая скатерть обратилась в натюрморт. У меня слюнки потекли, как любила говорить некогда Илона. Еще бы, такого я сто лет не видел: соленые огурчики, квашеная капусточка с мочеными яблочками, черный пружинистый хлеб из печи... И, вершина всякого застолья, - бутылка с цветистой наклейкой. Московский Кремль, грозовая туча над башнями, на туче зеленая надпись: "Столичная".
Гость поправил картуз с позолоченной кокардой, критически осмотрел настольный пейзаж, обратил взгляд на меня, задержал его на моих ушах, улыбнулся и протянул руку:
- Поручик Карамаз... Дмитрий!
- Алекс, - ответил я на рукопожатие.