Далее - тихий скромный ужин, и меня с Кертисом поместили в комнате отдыха за одной из дверей. Сибрус ушел с Хранителями. Мы устроились на кроватях. Сон не шел, и мы лениво обменивались впечатлениями. Кертис, если не обращать внимания на внешний вид, вернулся в прежнюю норму. И я не стал вводить поправки в общение с ним.
- Как, святой? Продержимся до лучших времен?
Он ответил после затяжного молчания, когда я подумал, что разговора не будет.
- Я родом отсюда. Из Александрии. Внешне город почти тот же. Я надеялся, что изменения вернут древнюю библиотеку, собранную Александром и его наместниками. Но нет. Теперь не жалею, - у Хранителей есть все, что надо.
- Но ты сам Хранитель, - я не удивился, просто не понял, почему Кертис отделил себя от своих, - Или уже нет?
Отражение на телеэкране показало: Кертис присел на кровати, обхватив руками колени.
- Пустота изменила меня. Прежде надо разобраться в том, кто я такой. А уж после подумать о возвращении в касту. Аватара ищет тебя. Джед меня не оставит в покое. Нам еще придется побегать.
- А здесь нет полиморфизма, - сказал я, радуясь возвращению Кертиса, - Понять бы, почему.
- Ключик хочешь отыскать? - я услышал в его голосе оттенок иронии; еще один хороший признак, - Универсальный, волшебный? А где заветная дверь с замочком, никому не известно. А для меня проблема, - Тарантул. Гипертрофированный искусственный интеллект возымел такую власть! И никого это не беспокоит. У меня профессия такая... Может, компьютерный вирус для него изобрести?
- Не поможет. Тарантул необходим будущей центральной власти. Без абсолютизации цифры Цехам не объединиться.
У меня впервые за многие дни заболела шея. Так давала себя знать обостряющаяся связь с Пустотой. Точнее, с моим "вторым Я", пребывающим там то ли в движении, то ли в покое. "Там" эти состояния тождественны. Отсюда такое не осознать. Диалога с ним, - с самим собой! - пока не получалось. Давление Пустоты пробуждало дальние ячейки памяти, и я слышал голоса, наблюдал забытое. Наверное, так шел поиск универсального ключика.
Сейчас зов Пустоты вызвал из памяти Экхарта. Внешность его неизвестна, и говорила со мной его книга, когда-то прочитанная и забытая. А может быть, она пришла не из моей памяти, а из иного хранилища.
Передо мной всплыли распахнутые страницы. Буквы не в фокусе, читать нельзя. Чего ждет автор? Как говорили далекие предки: учитель приходит, когда ученик готов. Далекие предки из моей истории.
- Говори, Мастер, - сообщил я, - Земной Сибирцев созрел.
Книга зашелестела листами, буквы одна за другой отделялись от нее, складываясь в слова и фразы.
- "Малейший образ твари, который ты создаешь в себе, так же велик, как Бог. Почему? Потому что он отнимает у тебя целого Бога".
Красиво сказал Мастер Экхарт. Есть о чем подумать. Чтобы заслониться от реальности, достаточно поставить перед собой иконку, образ. И всё - твое зеркало отражает не Истину, а твое или чье-то художество. Какую бирку на него не вешай... Нищий и бесправный актер, играющий царя, остается нищим и бесправным и в процессе игры. Театр жизни стоит на песке условной веры. А песок тот погружен в мутную воду ложных взаимодоговоренностей.
Книга-Экхарт удовлетворенно вздохнула и открыла иную главу. Боль в шее ослабла. Учитель предложил новый урок.
"Всякая телесная и плотская радость приносит духовный вред. Поэтому отрешенность самое лучшее, ибо она очищает душу, проясняет совесть, зажигает сердце и пробуждает дух, дает желаниям быстроту, она превосходит все добродетели; ибо дает нам познание Бога, отделяет от твари и соединяет душу с Богом. Ибо отделенная от Бога любовь, как и вода в огне; а единая любовь, как сот, полный мёда".
Я мысленно отвечал учителю, обозревая недавно происшедшее со мной. В поисках истоков происшедшего.
Речь, понятно, о любви земной. Нам всем кажется, что другой и не бывает. А она и не любовь совсем, а секс. Из вожделения произрастающий. Гормон играет, а мы пляшем. А гормон у каждого свой, у кого могучий, у кого и еле дышит. Потому и пляски придуманы разные. Пелена вокруг сердца... Вожделение ослепило меня, ибо слаб я был и бестолков. Иначе бы разглядел его в ней и скрутил шею! А после вернулся бы в Пустоту, - с Аретой или без, - нашел Агуарово детство и оторвал бы садистскую головёнку вместе с ручонками. А затем надо нагрянуть в Мемфис, реквизировать тот кальян и скормить его Одиссею с Карамазовым.
Урок прервался болью в левом локте. Я открыл глаза и увидел склонившегося надо мной Кертиса. Глаза его горели тревогой.