— Да, вызывают. — Он затормозил: возле мойки затевалось что-то странное. — Подождите меня. — И вышел, ничего не объяснив.
Никифоров чувствовал холод под ложечкой. Он всегда боялся, когда сталкивался с опасностью, потому что с детских лет был слабым, невысокого роста, многие хотели его подмять, и, сопротивляясь, Никифоров тратил больше сил, чем ему отвела природа на такое сопротивление. А сейчас на него глядела Полетаева, и он быстро шел к резвым парням-краснодарцам, затеявшим драку в очереди. Их машина косо стояла, подрезав путь оранжевой «Ладе» с московским номером. Коренастый кубанец, подняв большие кулаки, топтался перед рослым скуластым москвичом, который время от времени угрожающе замахивался. У обоих были разбиты губы. Трое других краснодарцев смотрели на них, не выходя из машины.
— Вы же нахал! — крикнул Никифоров крепышу. — Немедленно станьте в очередь.
Москвич двинулся в атаку, с глухим горловым хеканьем послал два прямых удара левой и правой. Кубанец отступил, но один из ударов достиг его носа, и нос мгновенно распух.
— Что вы делаете! — повернулся Никифоров к москвичу.
Звонко захлопали дверцы. Москвич оглянулся, крепыш сразу ударил его. И заодно ткнул под глаз Никифорова. Директор отшатнулся, очумело глядел, как четверо теснят москвича к придорожному полю.
Подбежала мойщица Антонова в клеенчатом забрызганном переднике, с большим гаечным ключом.
— Сейчас мы их, Александр Константинович!
— Звони в милицию.
— Сейчас! — Она быстро побежала назад, хлопая передником.
— Что у вас происходит? — спросила Полетаева.
— Ничего! Зачем вы вышли из машины?
Она молча пошла обратно. Прямая спина, свободная походка. Он догнал ее, сели в машину, успевшую нагреться на солнце, резко пахнущую кожзаменителем. Никифоров погнал, не тормозя перед рытвиной, которая осталась после ремонта подземного электрокабеля.
— А у вас будет синяк, — сказала Полетаева.
— Сам виноват.
— Повернитесь-ка! — Никифоров послушно повернулся. — Небольшая гематома, скоро пройдет.
Он посмотрел на дорогу, на низкие зелено-серебристые ветлы у реки, где сидел по пояс в прозрачной мелкой воде жилистый загорелый дядька, может быть, какой-то терпеливый заказчик.
— Не расстраивайтесь, почти незаметно, — вымолвила Полетаева. — А хотите тест?
— Тест?
Подъехали к московскому шоссе, Никифоров повернул налево, к городу, а Москва осталась за спиной.
— Спасибо, Александр Константинович.
— Довезу и без «спасибо». Все равно с синяком нечего соваться в дирекцию. — Никифоров наконец улыбнулся. — Тест-то научный?
— Не знаю… Представьте, вы идете по длинной пустынной дороге и находите кувшин. Что сделаете с ним?
— А что в кувшине?
— Нет-нет, без вопросов. Возьмете или не возьмете?
— Не возьму.
— Хорошо, — сказала Полетаева. — Теперь представьте огромную стену. Перелезть или обойти невозможно. Но пройти ее надо…
— Если надо, начну что-нибудь строить, в общем, искать возможности.
— Вы встречаете в лесу медведя — как поступите?
— Медведя я встречал только в зоопарке… А ружье допускается?
— Допускается.
— Тогда он пусть думает, как ему поступать.
«Все в дороге любят поболтать, — подумал Никифоров. — Но она же закрыла нашу харчевню и хоть бы смутилась для приличия».
— А как вы относитесь к лошадям и кошкам?
— Я люблю животных.
— А я кошек терпеть не могу, — призналась Полетаева. — И последний вопрос. Перед вами море. Теплое, чистое, голубое. Вы пришли на берег и что делаете?
Шоссе пошло в гору, замелькали белые столбики ограждения. В конце подъема три столбика лежали на обочине в кучах вздыбленной земли, — кажется, здесь кто-то сорвался.
— Ну что же вы молчите? — поторопила Полетаева. — Море!
— Ныряю.
— Кувшин — это счастье, — объяснила Полетаева. — Вы свое счастье не возьмете. Стена — смерть. Вы постараетесь ее одолеть, характер у вас деятельный. Медведь — неприятность, вы не испугаетесь. Лошади — это мужчины, а кошки, соответственно, женщины. Вы человек доброжелательный.
— Ага, — кивнул Никифоров. — А море?
— Море — это любовь.
Ему показалось, что она усмехнулась.
Впереди была колонна грузовиков, и Никифоров прикидывал, как ее обогнать до железнодорожного переезда.
— Значит, любовь, — механически повторил он. Взял рулем влево, выехал на середину шоссе. Встречная полоса была пуста до самой вершины холма, можно было рискнуть. А если навстречу выкатится железный молот, летящий в лоб со скоростью семьдесят километров в час? Справа — вереница медленных одров, слева — откос. Никифоров почуял, как на противоположной стороне подъема упрямо прет вверх тупорылый десятитонный дизель, и, уже поравнявшись с грузовиком, затормозил и пристроился в хвост колонны.