— Послушай меня, — наконец решившись, твердо сказал он и поглядел в глаза Избране. И в его глазах она увидела отражение такой серьезной мысли, что только кивнула в знак согласия. — Ты не шуми, а подумай, — продолжал Красовит. — Отец мой уехал не просто так. Хочет он со Столпомиром помириться. А чтобы помириться, надумали тебя ему в жены отдать. Если Столпомир согласится, то сам за тобой сюда приедет. Нравится тебе это?
Избрана смотрела на него огромными от изумления глазами. Новость потрясла ее настолько, что поначалу она даже не нашла слов. В ней вскипело возмущение, гнев на всех этих людей, которые хотят сделать ее жертвой. Ее, княгиню, отдать, как бессловесную холопку... Если бы Столпомир взял ее в плен... А то сами, свои же... Даже после всех бед это не укладывалось в голове.
Задыхаясь, Избрана встала и шагнула к Красовиту. Он порывисто вскочил, словно хотел защититься. Голова его сразу оказалась много выше головы Избраны, и эта внезапно выросшая преграда пресекла ее порыв. А потом она сама постаралась взять себя в руки. Красовит смотрел на нее не с торжеством, а с досадой. «Как же ты не понимаешь?» — словно кричал его взгляд. И вдруг Избрана осознала: он пришел вовсе не для того, чтобы унизить и осмеять ее, а для того, чтобы ей помочь.
Как волна от камня, Избрана подалась назад и снова села к столу. Сердце ее громко билось, дышать было трудно. Красовит смотрел в ее побледневшее лицо и замечал все то, чего не замечал прежде: как она похудела, побледнела, осунулась. Незаметно для нее самой ее прежняя величавая надменность сменилась выражением болезненной тревоги и тоски. Теперь ей приходилось делать усилие, чтобы взглянуть кому-то в глаза, ее пальцы все время теребили то край одежды, то кончик косы, а плечи передергивались, как от резкого звука. Она старалась держаться, но в ней что-то надломилось, и ей больше не по силам выносить все это — и власть, и войну, и поражение.
— Послушай, — снова начал Красовит. Избрана не поднимала глаз, но он знал, что она его слушает. — Время еще есть. Хочешь уйти — я тебе помогу.
— Уйти? — Избрана метнула на него негодующий взгляд, но ничего не добавила. Он ведь прав: у нее нет возможности сопротивляться, и остается одно — бежать.
— Да. С твоими варягами. Ты своему Хедину веришь?
Избрана кивнула и с новым приливом негодования вспомнила, как презирали варягов смоленские кмети. Дескать, крутолобые, за серебро служат! Не варяги, а свои, свои продали ее врагу!
— Я скажу людям, что Хедин решил от нас уйти, — продолжал Красовит. — Его с дружиной выпустят. И ты с ними. Переоденешься — не заметят. Я сам провожу, чтобы не приглядывались. И ступайте куда хотите. Согласна?
— Хедина позови, — коротко ответила Избрана.
В голове у нее все смешалось, она чувствовала себя глубоко несчастной. Вот и опять ее понесло, как лист на ветру, и судьба не дает ей даже оглядеться. Она потеряла сначала Смоленск, а теперь отрывается от последней опоры.
Красовит спустился из горницы и прошел через двор в дружинную избу, где сидели десятники Блестан и Пестрец со своими кметями.
— Как там, снег не перестал? — спросил кто-то, увидев входящего со двора.
Вместо ответа Красовит снял поясную сумку, открыл и протянул Пестрецу.
— Сколько добавишь? — спросил он.
— За что? — изумился десятник.
— Я с Хедином сторговался, — ответил Красовит. — Они две гривны просят. Чтобы уйти.
— Куда? Зачем уйти? Куда посылаешь? — посыпались вопросы.
Красовит презрительно хмыкнул:
— Чем думаете-то — голодным брюхом? Что о княгине-то решили — забыли? А она захочет? А варяги ее отдадут? Драки не миновать. А так я Хедина уговорил. Они уходят, княгиня одна остается. Все тихо-мирно. Две гривны надо. У меня полгривны только есть. Давайте, у кого сколько.
— Умно! — одобрил Блестан и бросил в кошель перстень с пальца. — Ну их совсем, крутолобых. А жрут сколько!
— А большой веры им нет. Пусть проваливают! — одобрили кмети и принялись шарить по поясам.
На лицах было презрение: варяги, молчаливо гордившиеся своей верностью, отступились от княгини всего за две гривны. Правда, тоже деньги. По-старому, четыре коровы можно было купить.
Красовит невозмутимо закрыл сумочку. Его не считали особенно умным, да и сам он действовал больше по наитию, но оказался совершенно прав. Когда с людей требуют денег, они твердо верят, что взамен получат что-то стоящее. И чем больше денег требуется, тем крепче вера.
Когда стемнело, Красовит прошел к воротам городища и велел дозорному десятку открыть. С боярского двора потянулась темная вереница молчаливых варягов. Красовит ушел к воротам, потом вернулся вместе с Хедином.
— Снег. Ничего, — коротко бросил он, имея в виду, что к утру никаких следов не сохранится.
— А как ты здесь останешься? — негромко спросил Хедин. — Тебя не будут винить?
— А я что? — Красовит пожал плечами. — Я все хорошо придумал. Дружина одобрила. А считать вас, сколько утопало, — я до стольких считать не умею.
Княгиня Избрана, переодетая в мужское платье и округлый варяжский шлем, спрятав под плащом спущенную по спине косу, шла в середине отряда, довольно далеко от Хедина, чтобы ее не заметили взгляды, обращенные к вожаку. Якобы улегшись спать, она отослала девчонку и строго приказала до утра не беспокоить. Сейчас она не боялась быть узнанной, и ее даже злило то, что она вынуждена покидать Радомль тайком, как беглая холопка. Бежать от собственной дружины! Нет для князя большего унижения. Избрана не задумывалась пока, куда они пойдут, где и как будут дальше жить, но очень хотела одного — чтобы впредь все стало не так, как было раньше.
Глава вторая
Отправившись из Радомля в непривычной для него должности свата, Секач рассчитывал застать жениха, то есть князя Столпомира, в Подгоричье. Но тот, как оказалось, успел уйти вперед. В городках по Днепру полотескому князю без битвы открывали ворота: увидев княжича Зимобора, старейшины не решались сопротивляться, тем более что княгиня Избрана забрала из городов ополчение и бояр с дружинами, а сама, по слухам, уже была разбита и даже вроде, говорят, попала в плен.