Мысли о Ворстермане вернулись, ему снова ударила кровь в виски, и он снова пришпорил коня, разговаривая вслух на ходу:
– Объяснил ведь, что расплачусь с ним, когда будут проданы хотя бы десять экземпляров! Да за одну ночь только свечи и материалы чего стоят! И медь дорогая! Дикарь стал кричать и грозить, что разобьет станок, уничтожит доски, я попросил художников успокоить буяна, пригрозил, что позову стражу… Потом решил, что должен все же попытаться поговорить с ним. Ну, возможно, дать часть денег. Вышел зачем-то к общему столу в тот день, во время обеда. Какие бесы меня притянули туда?! За обедом я для начала решил его укоротить, напомнив судьбу Соупмана, и сказал, что если он будет продолжать так себя вести, то я распрощаюсь и с ним, и очень быстро. Когда я это сказал, то почувствовал, что художники, сидевшие с нами за столом, испугались, а он, выждав миг, прыгнул на меня, стащил с кресла, повалил на пол и начал душить! Огромный медведь! Мы боролись на полу, со стола на нас падала еда и посуда, лилось вино. Я отбивался, потом Птибодэ ударил его по голове – кажется, кубком. Гравера оттащили…
– Он хотел меня убить, представляешь? Меня, который радушно принял его в мастерскую!
Рубенс вдруг понял, что жестикулирует, бросив поводья, и разговаривает не с кем-нибудь, а с Сусанной Фоурмент. До какой же степени он взвинчен, если на прогулке жалуется воображаемой девице, которую видел два раза в жизни!
А ведь он думает о ней слишком часто в эти тревожные дни…
– Мэтр Рубенс! Мэтр, остановитесь, пожалуйста!
Сусанна догоняла его на светлой кобыле. Рубенс осознал вдруг, что каждый день, носясь по Лунным холмам близ города, на самом деле хотел встретить ее.
И вот Сусанна весело гарцевала перед ним.
– Я заметила вас – и припустила изо всех сил! Прямо пустилась вскачь! Но догнать не могла! – Она была разгоряченная, растрепанная, в шелковом зеленом плаще и шляпе под цвет плаща, в легком платье, которое ей очень шло. – Так хотела видеть вас… мне кажется, я сказала что-то не то, когда позировала… и отец мой тоже думает, что я опозорилась.
Рубенс молчал. Как ей объяснишь? Сусанна так молода!
– Вы не хотите со мной разговаривать? Простите меня! Очень прошу.
Он пожал плечами и почувствовал, что улыбается. Было приятно, что она обращается к нему не как к «художнику королей и королю художников», владельцу огромного хозяйства, а как к равному… и по возрасту тоже.
– Я знала, что вы не обиделись, хотя мой отец говорит, что я своей болтовней всегда все порчу! Когда он берет меня на важные встречи, то велит молчать. «Сусанна, – протянула она басом, подражая голосу родителя, – если ты хоть слово скажешь, я тебя побью…» Он так шутит! Придушу, говорит, тебя! – Она весело смеялась. – И с вами я вела себя глупо, потому что сердилась, что корсет давит. Вам не понять, как это странно – лицезреть перед собой человека, который умеет создавать картины. Великие Тициан, Джорджоне – их ведь нет давно, а вы есть! Прямо при мне вы создавали что-то такое, чего раньше в природе не было! Я потом думала об этом… Ведь картины – это просто краски и холст, больше ничего, но под кистью художника рождаются настоящие живые люди и существа, которых мы не видим в обычной жизни. Вы создаете их, оживляете, и это потом остается… Вы не думали об этом?
Рубенс снова улыбнулся и пожал плечами.
– Наверное, я плохо объясняю, но то, что я могу с вами вот так запросто разговаривать – это уже чудо… Простите меня, – опомнилась Сусанна и смутилась.
«Странная. И забавная. Так подскакивает в седле, будто хочет прыгнуть ко мне на руки…»
Гадкая история с Ворстерманом и отъезд ван Дейка – не только это его угнетало, вдруг сообразил Рубенс. Он жалел, что не будет больше вглядываться в черты Сусанны, в ее очаровательное личико маленькой совы…
«Всю жизнь я избегал сильных чувств, потому что знал, что это нерационально…»
Ее запах, что ударил ему в голову в прошлый раз, сейчас смешался с жаром разгоряченного бока кобылы, с запахом земли и прелой травы; набирая силу, аромат становился все более манящим. Рубенс хотел прикоснуться к Сусанне, почувствовать ее тело, маленькое, слабое, с нежнейшей кожей. Это проснувшееся желание делало его счастливым, и он закрыл глаза. А когда он их открыл – мир улыбался, вместе с желанием вернулось ощущение собственной силы, радостное настроение.
– Я должен ехать, Сусанна, – взмахнул рукой Рубенс, резко повернул коня и поскакал. Он хотел сказать ей что-то особенное, но его несло прочь.
Еще можно избежать сладкой ловушки. Еще можно подавить желание, которое, оказывается, ему по-прежнему доступно…