— Но вы так и не ответили на мой вопрос, — заметил Эдуард. — Почему вы мрачны в такой прекрасный день?
— Что ж, прежде всего, в «Розе Лайфорда» накопилось очень много работы. Хотя вы и писали мне, я все же не представляла, насколько плохи дела. Мне ужасно стыдно, тем более что начало было многообещающим. Боюсь, я из тех, кто не способен довести дело до конца.
— Но вы же знали о положении санатория уже несколько месяцев! Теперь, когда вы вернулись, все легко поправить. Сегодня мы решили множество вопросов. Полагаю, дело не в этом. Вас тревожит что-то другое.
Франческа посмотрела вдаль, где по другую сторону залива виднелись холмы Нассау. Париж казался сейчас страшно далеким, почти нереальным. Джек давал ей все, кроме независимости. А именно этого она хотела больше всего. Теперь Франческа точно знала, что любит «Розу Лайфорда» — изумрудную зелень и сверкающий песок, коттеджи, построенные по ее проекту. Франческе нравилось делить свой дом с людьми и помогать им восстанавливать здоровье. Удовлетворение от хорошо выполненной работы дает почти такое же счастье, как любовь, и столь же необходимо. В сравнении с тем, что она делала в «Розе Лайфорда», праздное существование в Париже казалось ей скучным, пустым и бессмысленным. Она смущенно вспоминала о том, как они с Джеком искали рекламу и гонялись за популярностью. Парикмахер был прав, Франческа ничем не заслужила такого внимания. Вот уж действительно Клейменая графиня!
— Эдуард, мне безумно хотелось вернуться сюда.
— Знаю. Я видел, какой образ жизни вели вы с Джеком. Поначалу вся эта мишура, возможно, и возбуждает, но она ничего не дает ни уму ни сердцу.
— Когда Аполлония показала вам фотографии в «Вог», я чуть не умерла от стыда.
Эдуард пожал плечами:
— Вы особенная, Франческа, ravissante[18], как редкостный бриллиант. Неудивительно, что общество охотно приняло вас. Вам удалось обыграть даже ваш шрам. Возможно, в вас жила внутренняя потребность доказать миру, что вы по-прежнему прекрасны.
— Не исключено, но, вернувшись сюда, я ни разу и не вспомнила о шраме, будто его нет и никогда не было. Я почти излечилась, хотя по лицу это незаметно.
Эдуард улыбнулся:
— Заметно. Но вас что-то тревожит.
— Вы, как всегда, правы и, по-моему, умеете читать мои мысли. Конечно, дело в Джеке. Его удручает, что мы расстались, хотя и ненадолго.
— Но он же понимает, что вы нужны матери.
— Да, но я думаю, я нужна ему еще больше. В Париже пошли слухи, что мы расстались. Его это угнетает. Он боится, что я не вернусь.
Эдуард молча смотрел в сторону Нассау.
— Ах, Эдуард, если бы я могла говорить с ним так же легко, как с вами! Ну почему так трудно стать другом любимому человеку? Почему нам приходится всегда подвергать анализу близких людей и свои эмоции?
— Не знаю, Франческа, — тихо откликнулся Эдуард. — У меня это не так. Я могу любить друга. Равного себе полюбить легче.
Что-то в голосе Эдуарда заставило Франческу взглянуть на него внимательнее. Она вдруг задумалась о жизни Эдуарда в Нассау. Постоянная работа, настоящих друзей мало, влюбиться особенно не в кого. Никто не знал, связан ли он с какой-нибудь женщиной. Его жена и сын погибли в авиакатастрофе за год до того, как Франческа познакомилась с ним. Он лишь однажды упомянул о трагедии и дал понять, что предпочитает не касаться этой темы. У него нет времени на романы, но если в жизни Эдуарда появится женщина, его отношения с Франческой утратят прежнюю непринужденность. Это причинило бы ей боль. Как много она пережила вместе с Эдуардом: смерть отца, рождение ребенка, трудности с Майклом, строительство «Розы Лайфорда» и, наконец, пожар, смерть Майкла и ее травму. Эдуард помогал ей преодолевать все беды, как старший брат или внимательный, любящий отец, какого у нее никогда не было.
— Вы в кого-нибудь влюблены? — осторожно спросила Франческа.
Плечи его поникли.
— Простите, но это секрет фирмы. Я не могу его разгласить.
— Значит, так и есть! — Франческа старалась выразить радость. Но внутри у нее что-то оборвалось. Она напряженно улыбнулась.
— Я всего лишь человек. — Эдуард поднялся и стряхнул с себя песок. — Где Кристофер? — встревоженно спросил он и огляделся.
Франческа испугалась. Пляж был пуст. Перевозчики топтались у воды.